Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)
Эпизод с корейцем и его свиньей – далеко не последнее испытание «на прочность», которого так и не сумел выдержать Мечик. Этот эпизод – ступень к следующему, еще более красноречивому эпизоду.
Революционная необходимость вынуждает Левинсона принять еще более страшное решение. На сей раз речь идет уже не о свинье, а о человеке. Чтобы спасти отряд, необходимо умертвить раненого товарища. Раненый безнадежен, он все равно умрет.
Есть, правда, и другой выход.
...– Конечно, я могу остаться с ним, – глухо сказал Сташинский после некоторой паузы. – В сущности, это моя обязанность…
– Ерунда, – Левинсон махнул рукой. – Не позже как завтра к обеду сюда придут японцы по свежим следам… Или твоя обязанность быть убитым?
Последний довод обоим собеседникам (и, разумеется, автору) кажется неопровержимым. Какой смысл врачу оставаться с заведомо безнадежным пациентом: так погибнет только один, а так – двое. Чистая арифметика.
Если бы Януш Корчак пожелал прибегнуть к этой арифметике, он не пошел бы с детьми в газовую камеру. Дети ведь все равно были обречены.
Поступок Корчака показывает, что интеллигентское сознание вовсе не обязательно становится источником слабости. В равной мере оно может быть и источником силы.
О Корчаке я вспомнил не для того, чтобы унизить врача Сташинского, который принял довод Левинсона и согласился с ним. Предполагается, что Сташинский поступил так не потому, что он цеплялся за жизнь и ухватился за доводы Левинсона, чтобы оправдать свою слабость. Допустим, что Сташинскому было бы гораздо легче остаться с раненым и погибнуть. Допустим, что он отказался от выполнения своего врачебного долга не из инстинкта самосохранения. Что он принес этот долг в жертву какому-то другому, неизмеримо более высокому долгу. Допустим даже, что, пренебрегая своими обязанностями врача, он совершил самопожертвование.
Фадеев пытается внушить нам именно это. Изо всех сил он пытается доказать, что люди, подобные Сташинскому и Левинсону, бесконечно выше добропорядочных интеллигентов, в любых обстоятельствах стремящихся выполнить свой простой человеческий долг. Они выше, потому что умеют держать свое сердце на привязи, умеют заставить все свои чувства отступить на второй план перед величием дела, которому они служат.
Корчак, пойдя со своими воспитанниками в газовую камеру, преследовал очень простую и ясную цель. Он хотел, чтобы дети, которым все равно суждено было погибнуть, в последнюю свою минуту были не одни.
Что бы ни говорили потомки о бессмысленности, о нецелесообразности решения, принятого Корчаком, этой своей цели он достиг.
Могут ли похвастаться тем же люди, подобные Левинсону и Сташинскому? Самые счастливые из них спокойно спят в своих могилах, так и не узнав, что стало с делом, во имя которого они загубили свою жизнь и свою бессмертную душу. А вне торжества этого дела их подвиг не имел никакой цены даже в их собственных глазах.
Корчак был свободным человеком. Он сам распоряжался своей жизнью. Сам, единолично держал ответ перед Богом за себя и душу свою. Поэтому только он один вправе был судить о правильности или ошибочности своего поступка. А жизни Левинсона и Сташинского принадлежали делу. Они сами обрекли себя на то, чтобы мы судили о них в зависимости от того, правым или неправым оказалось в конечном счете это их дело.
Мы, однако, совсем забыли о нашем герое – Павле Мечике. Волею случая (а вернее сказать, волею автора) он слышал тот разговор, который вели между собою Левинсон и Сташинский.
...– Придется сделать это сегодня же… Только смотри, чтоб никто не догадался, а главное, он сам… можно так?
– Он-то не догадается… скоро ему бром давать, вот вместо брому… А может, мы до завтра отложим? А?
– Чего ж тянуть… все равно… – Левинсон спрятал карту и встал. – Надо ведь, ничего не поделаешь…
«Неужели они сделают это?..» Мечик навзничь упал на землю и уткнулся лицом в ладонь… Потом он поднялся и, цепляясь за кусты, пошатываясь, как раненый, побрел вслед за Сташинским и Левинсоном…
Он поспел вовремя. Сташинский, стоя спиной к Фролову, протянув на свет дрожащие руки, наливал что-то в мензурку.
– Обождите!.. Что вы делаете?.. – крикнул Мечик, бросаясь к нему с расширенными от ужаса зрачками.– Обождите! Я все слышал!..
Сташинский, вздрогнув, повернул голову, руки его задрожали еще сильнее… Вдруг он шагнул к Мечику, и страшная багровая жила вздулась у него на лбу.
– Вон!..-сказал он зловещим придушенным шепотом.– Убью!..
Мечик взвизгнул и, не помня себя, выскочил из барака.
Страшная багровая жила вздулась на лбу у Сташинского вовсе не потому, что Мечик случайно застал его «на месте преступления», стал невольным свидетелем чего-то такого, чего ему (да и вообще никому) не полагалось видеть. Эту внезапную ярость, ненависть и презрение к Мечику Сташинский испытал совсем по другой причине. Острое желание немедленно убить – нет, даже не убить, а раздавить Мечика, как какую-нибудь последнюю нечисть, погань, паука или таракана,– Сташинский почувствовал потому, что в инстинктивном ужасе Мечика перед тем, что он, Сташинский, должен был совершить, он усмотрел стремление остаться чистеньким. Сташинский знает, что в данных обстоятельствах остаться чистеньким – это значит переложить свою ответственность на чьи-то чужие плечи. Он этого делать не собирается. Он готов нести свое страшное бремя. Но это вовсе не значит, что ему легко.
Мечик даже не способен понять все величие души Сташинского – таков подтекст этой сцены. Рядом со Сташинским он – не человек. Скорее, крыса какая-то, вызывающая невольную гадливость: «Мечик взвизгнул и, не помня себя, выскочил из барака…»
Последняя фраза не оставляет сомнений: у автора романа поведение Мечика вызывает примерно те же чувства, что и у Сташинского.
Та же драматическая коллизия была рассмотрена в другой книге, другого советского писателя. Книге, написанной примерно то же время, что и фадеевский «Разгром».
...Человек, сидевший при дороге, был Долгушов, телеграфист. Разбросав ноги, он смотрел на нас в упор.
– Я вот что, – сказал Долгушов, когда мы подъехали, – кончусь… Понятно?
– Понятно, – сказал Грищук, останавливая лошадей.
– Патрон на меня надо стратить, – сказал Долгушов.
Он сидел, прислонившись к дереву. Сапоги его торчали врозь.
– Наскочит шляхта – насмешку сделает. Вот документ, матери отпишешь, как и что…
Не спуская с меня глаз, он бережно отвернул рубаху. Живот у него был вырван, кишки ползли на колени, и удары сердца были видны…
– Нет, – ответил я и дал коню шпоры…
Испарина ползла по моему телу. Пулеметы отстукивали все быстрее, с истерическим упрямством. Обведенный нимбом заката, к нам скакал Афонька Бида.
– По малости чешем, – закричал он весело. – Что у вас тут за ярмарка?
Я показал ему на Долгушова и отъехал.
(Исаак Бабель)
Ситуация совершенно та же, что у Фадеева. Необходимо прикончить раненого. Перед нами два человека, по-разному относящиеся к этой страшной необходимости. Один, хотя и понимает, что застрелить Долгушова – это значит совершить акт милосердия по отношению к нему, избавить от неимоверных страданий, – все-таки не в силах сделать это. Другой просто, без всяких лишних слов выполняет последнюю просьбу раненого товарища.
Да, ситуация близкая. Но на этом сходство кончается.
У Фадеева эта ситуация описана, так сказать, в лучших традициях старой литературы.
...– Это бром, выпей, – настойчиво, строго сказал Сташинский.
Взгляды их встретились и, поняв друг друга, застыли, скованные единой мыслью… «Конец», – подумал Фролов и почему-то не удивился – не ощутил ни страха, ни волнения, ни горечи. Все оказалось таким простым и легким, и даже странно было, зачем он так много мучился, так упорно цеплялся за жизнь и боялся смерти, если жизнь сулила ему новые страдания, а смерть – только избавление от них. Он в нерешительности повел глазами вокруг, словно отыскивая что-то. Впервые за время болезни в глазах Фролова появилось человеческое выражение – жалость к себе, а может быть, к Сташинскому. Он опустил веки, и, когда открыл их снова, лицо его было спокойным и кротким.
– Случится, будешь на Сучане, – сказал он медленно,– передай, чтоб не больно там убивались… Все к этому месту придут… да?.. Все придут, – повторил он с таким выражением, точно мысль о неизбежности смерти людей еще не была ему совсем ясна и доказана, но она была именно той мыслью, которая лишала личную – его, Фролова, – смерть ее особенного, отдельного, страшного смысла и делала ее – эту смерть – чем-то обыкновенным, свойственным всем людям.
Ритм, синтаксис, конструкция фразы, все интонации этой прозы – типично толстовские. Да Фадеев и не скрывал никогда, что считает себя учеником Толстого. Однако он при этом наивно полагал, что воспримет литературные, так сказать, чисто художественные достижения Толстого, отринув неприемлемое для него толстовское мировоззрение. Он не собирался учиться у Толстого думать, чувствовать, постигать и осознавать мир. Он хотел лишь одного: учиться писать у Толстого.
Но оказалось, что учиться писать у Толстого – это и значит учиться у него главному: отношению к жизни.
Вместе с синтаксисом Толстого, вместе с ритмом и интонациями толстовских фраз Фадеев невольно усвоил толику толстовского миропонимания. Подобно толстовскому Ивану Ильичу, Фролов у Фадеева умирает как философ. Умирает, сознавая, что нечто бесконечно важное происходит сейчас с душой его.
Долгушов у Бабеля умирает совсем иначе.
Смерть своего героя Бабель описывает так, славно он твердо решил исходить из предпосылки, что «человек – это кости и мясо, и ничего больше».
...Живот у него был вырван, кишки ползли на колени, и удары сердца были видны…
Они говорили коротко, – я не слышал слов. Долгушов протянул взводному свою книжку. Афонька спрятал ее в сапог и выстрелил Долгушову в рот.
Мы так ничего и не узнаем о тех словах, которые Долгушов сказал Афоньке прежде, чем тот выстрелил ему в рот. И, разумеется, не только потому, что рассказчик этих слов не расслышал. Очевидно, если бы даже мы и слышали эти его последние слова, мы бы все равно не узнали ничего нового о его предсмертных чувствах и мыслях, кроме того, что нам на этот счет уже известно. А известно нам только то, что Долгушов выразил одной-единственной короткой фразой: «Патрон на меня надо стратить». Словно в том, что ему предстоит, самое главное и самое для него досадное – это то, что придется пойти на какие-то незапланированные затраты и израсходовать на его личные нужды патрон, предназначавшийся совсем для других целей.
В отличие от толстовского Ивана Ильича и фадеевского Фролова, Долгушов, как видно, ни секунды не сомневался в том, что ему правильно умирать.
Фролов у Фадеева, как мы помним, в конце концов тоже приходит к такому сознанию. Но приходит не сразу, а победив долгие и мучительные сомнения, преодолев страх смерти, ужас перед тем, что он должен превратиться в ничто. Что касается Долгушова, то ему вроде и преодолевать-то нечего. Он изначально исходит из того, что ему правильно умирать.
Долгушов – живой человек из мяса и костей. Ему больно. Мы видим, как бьется его сердце. И убить его страшно.
Но вот Афоньке, оказывается, это не только не страшно, но даже совсем просто. Об этом нам говорит само описание совершенного им поступка. Вернее, это даже не описание, а сообщение, сделанное полуфразой, чуть ли не придаточным предложением. Одна короткая фраза включает в себя два действия, два поступка Афоньки: «спрятал ее в сапог и выстрелил Долгушову в рот». Интонация фразы, сам синтаксис ее ощутимо показывают, что выстрелить Долгушову в рот для Афоньки – такое же ясное, простое, само собой разумеющееся действие, как спрятать в сапог бумагу.
В старой литературе человек, переступивший через чужую жизнь, сразу становился не таким, каким он был за минуту до этого. В нем мгновенно происходила какая-то неуловимая перемена. И в глазах окружающих, и в собственных своих глазах он становился «убийцей». На весь облик его ложилась каинова печать:
И опять идут двенадцать,
За плечами – ружьеца.
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица…(Александр Блок)
Афонька Вида выстрелил Долгушову в рот, и в мире ничего не изменилось. И в самом Афоньке ничего не изменилось тоже. Он выстрелил Долгушову в рот так же просто и легко, как поделился бы с ним щепоткой табаку.
Короткая фраза говорит об этом красноречивее любых многословных описаний, точнее любых рассуждений. То, что для бывшего кандидата прав Петербургского университета Лютова немыслимо, невозможно, для Афоньки, как выражаются в таких случаях герои Зощенко, – «не вопрос». Может быть, потому, что Афонька, как и сам Долгушов, свято верит в то, что Долгушову правильно умирать. А скорее всего, потому, что он не способен ощутить ужас при мысли, что вот сейчас, своею рукой, он уничтожит неповторимую человеческую личность Долгушова. Он твердо знает только одно: сейчас он умертвит его бедную, страдающую плоть. То есть прекратит его нестерпимую, нечеловеческую муку.
Сташинский, взваливший на себя непосильное для человека бремя ответственности, точно знает, что, убивая Фролова, он уничтожает его душу. И в том, что он сумел перешагнуть через это, с особенной силой сказалось то, что и сам он – человек с душой. По мысли Фадеева, даже не просто с душой, но с душой, неизмеримо более высокой и сильной, чем у Мечика.
Долгушов и Афонька Бида – совсем другие люди. Есть ли у них душа? Кто знает! Во всяком случае, автор сделал все от него зависящее, чтобы эта мысль нам даже и в голову не приходила. Единственный человек, о котором мы с полной уверенностью можем сказать, что у него-то душа есть, – это сам рассказчик. То есть тот, кому оказалось не под силу совершить то, что без колебаний совершили Афонька Бида и Сташинский.
...– Афоня, – сказал я с жалкой улыбкой и подъехал к казаку, – а я вот не смог.
– Уйди, – ответил он, бледнея, – убью! Жалеете вы, очкастые, нашего брата, как кошка мышку…
И взвел курок.
Я поехал шагом, не оборачиваясь, чувствуя спиной холод и смерть.
– Вона, – закричал сзади Грищук, – ан дури! – и схватил Афоньку за руку.
– Холуйская кровь! – крикнул Афонька. – Он от моей руки не уйдет!
Как ни странно, реакция у Афоньки совершенно та же, что у Сташинского. С тою лишь несущественной разницей, что Сташинский ограничился чисто словесной угрозой («Убью!..»), а Афонька – существо не столь цивилизованное и потому более непосредственное – сразу схватился за пистолет.
Но пока нам интереснее тут реакция Лютова. Он даже не пытается защититься от пули своего закадычного друга, потому что полностью признает его правоту. Признаваясь ему в том, что он не смог пристрелить Долгушова, Лютов признается не только в своей человеческой неполноценности. Жалкая улыбка Лютова означает еще и признание того печального обстоятельства, что вся его так называемая «закадычная дружба» с Афонькой, вся их прежняя близость была основана на обмане, на сплошном его, Лютова, притворстве. И вот теперь этот обман раскрылся, его постыдная тайна вышла наружу.
Лютов с самого начала был предупрежден о том, на каких условиях он, интеллигент, очкарик, может быть принят бойцами за своего:
...Мы подошли к хате с расписными венцами, квартирьер остановился и сказал вдруг с виноватой улыбкой:
– Канитель тут у нас с очками, и унять нельзя. Человек высшего отличия – из него здесь душа вон. А испорть вы даму, самую чистенькую даму, тогда вам от бойцов ласка…
Я приложил руку к козырьку и отдал честь казакам. Молодой парень с льняным висячим волосом и прекрасным рязанским лицом подошел к моему сундучку и выбросил его за ворота. Потом он повернулся ко мне задом и с особенной сноровкой стал издавать постыдные звуки.
– Орудия номер два нуля, – крикнул ему казак постарше и засмеялся, – крой беглым…
Парень истощил свое нехитрое умение и отошел. Тогда, ползая по земле, я стал собирать рукописи и дырявые мои обноски, вывалившиеся из сундучка.
Да, шанс быть принятым в это фронтовое братство у очкарика Лютова был невелик. Но каким ничтожным он ни был, шанс, Лютов решил использовать его до конца.
...– Хозяйка,-сказал я, – мне жрать надо…
Старуха подняла на меня разлившиеся белки полуослепших глаз и опустила их снова.
– Товарищ, – сказала она, помолчав, – от этих дел я желаю повеситься.
– Господа бога душу мать, – пробормотал я тогда с досадой и толкнул старуху кулаком в грудь, – толковать тут мне с вами…
И, отвернувшись, я увидел чужую саблю, валявшуюся неподалеку. Строгий гусь шатался по двору и безмятежно чистил перья. Я догнал его и пригнул к земле, гусиная голова треснула под моим сапогом, треснула и потекла. Белая шея была разостлана в навозе, и крылья заходили над убитой птицей.
– Господа бога душу мать!-сказал я, копаясь в гусе саблей. – Изжарь мне его, хозяйка…
А на дворе казаки сидели уже вокруг своего котелка…
– Парень нам подходящий, – сказал обо мне один из них, мигнул и зачерпнул ложкой щи…
Потом мы пошли спать на сеновал. Мы спали шестеро там, согреваясь друг от друга, с перепутанными ногами, под дырявой крышей, пропускавшей звезды.
Я видел сны и женщин во сне, и только сердце мое, обагренное убийством, скрипело и текло.
Сердце интеллигента обагрено убийством. А ведь убит был всего-навсего гусь.
Этот гусь был убит не во имя той высокой революционной необходимости, во имя которой была убита свинья, принадле жавшая старому корейцу, пытавшемуся поцеловать ноги у Левинсона. Гусь был убит даже и не по той вульгарной причине, что кандидат прав, решивший стать красным кавалеристом, «хотел жрать». Главная причина гибели гуся состояла в том, что бывший кандидат прав Петербургского университета хотел «причаститься великому чувству по имени класс». Лихим убийством гуся он хотел сказать героическим бойцам Первой Конной:
– Мы с вами одной крови, вы и я!
И вот теперь, после того как он не смог пристрелить Долгушова, его обман вышел наружу. Окончательно и неопровержимо выяснилось, что он – не такой, как они. Он с ними не одной крови.
Как ни старался он преодолеть свое органическое, непобедимое отвращение к убийству, ничего из этого не вышло. Маска упала. Притворяться больше не имеет смысла. Остается только одно: надеяться, что хоть когда-нибудь он сумеет стать таким же, как они.
...…вечер взлетел к небу, как стая птиц, и тьма надела на меня мокрый свой венец. Я изнемог и, согбенный под могильной короной, пошел вперед, вымаливая у судьбы простейшее из умений – уменье убить человека.
(Исаак Бабель)
Возможность вытравить из себя, выжечь каленым железом с молоком матери всосанную христианскую мораль, возможность освободиться от этого гнетущего балласта осознается как величайшая милость, как прекраснейший, но, увы, почти недостижимый дар судьбы.
Но может быть, так чувствует только сам Лютов? Может быть, автор думает и чувствует иначе?
Нет, не похоже.
Вспомним, как описано появление Афоньки на месте действия:
...Обведенный нимбом заката, к нам скакал Афонька Вида…
Человек, которому предстоит совершить то, что не смог исполнить «очкастый» Лютов, появляется окруженный нимбом. Умение легко и просто убить человека, таким образом, осознается не просто как жестокая необходимость. Это «простейшее из умений» сразу предстает перед нами в ореоле святости.
Оказывается, Бабель – этот отщепенец, постоянно казнимый официальным советским литературоведением за свой «абстрактный гуманизм», – оказывается, он тоже исповедует и утверждает ту перевернутую шкалу моральных ценностей, которую с первого дня своего существования отстаивала советская литература.
Сперва это кажется удивительным. Но если вдуматься, ничего удивительного тут нет. Потому что свою перевернутую мораль советская литература не изобрела.
Она унаследовала ее от старой русской литературы.
Эх, эх, без креста…
Зощенко вовсе не был первым русским писателем, который задался целью зафиксировать в слове выход на мировую арену нового человека, нового субъекта истории.
Впрочем, тот, о ком сейчас пойдет речь, тоже не был первым. Он был лишь одним из первых.
...
Эх, эх! Позабавиться не грех. Запирайте етажи, нынче будут грабежи!..Что, Катька, рада? – Ни гу-гу… Лежи ты, падаль, на снегу!…
А Ванька с Катькой – в кабаке… У ей керенки есть в чулке!..
Уж я семячки полущу, полущу! Уж я ножичком полосну, полосну…
Поэма Блока «Двенадцать» представляет собой почти зощенковский сплав разнородных, никогда прежде не смешивавшихся лексических пластов. Деревенская частушка каким-то непостижимым образом уживается здесь с городским жестоким романсом, площадные, уличные словечки соседствуют с политическим жаргоном, революционные лозунги противоестественно оказываются слитыми воедино с евангельскими текстами, старинные простонародные песенные обороты перебиваются дурно усвоенными бюрократическими речениями, так называемым «канцеляритом».
...
Эх, эх! Попляши! Больно ножки хороши!..Не слышно шуму городского, над Невской башней тишина…
Аль не вспомнила, холера?..
«Вся власть Учредительному Собранию!..»
Поблуди-ка, поблуди!..
Вперед, вперед, рабочий народ!..
Гетры серые носила, шоколад Миньон жрала, с юнкерьем гулять ходила – с солдатьем теперь пошла…
Мировой пожар в крови. Господи, благослови!..
Поддержи свою осанку! Над собой держи контроль!
Герои поэмы Блока – это и есть те самые «дикие и даже страшные люди», незримое присутствие которых за пределами изящной словесности так болезненно ощущал Зощенко.
Двенадцать висельников, убийц, уголовников («На спину б надо бубновый туз!») с ружьями наперевес идут по замершему от ужаса городу и сулят ему «мировой пожар в крови». И по ходу дела заставляют этот «мировой пожар» служить своим низменным, темным инстинктам («Уж я ножичком полосну…»), своим шкурным целям («Ты будешь знать, как с девочкой чужой гулять!..»).
Может показаться, что тут еще нет ничего такого, чего не могло бы быть в прежней, старой литературе. Разве прежде героем книги (и даже поэмы) не мог стать висельник, каторжник, подонок, из ревности убивающий свою подружку?
Мог. Но прежде о нем и сопровождающей его шпане вряд ли сообщалось бы, что они «идут державным шагом». Прежде эти его действия не имели бы такого обобщающего, всемирно-исторического смысла.
Смысл поэмы Блока не в том, что кто-то кого-то убивает, а в том, что возникла принципиально новая ситуация, в которой потенциальный убийца ощутил, что ему позволено убивать.
Свобода, свобода!
Эх, эх, без креста!..
Герои поэмы Блока отличаются от всех прежних героев мировой литературы тем, что они получили свободу. Речь идет, разумеется, не о свободе от гнусного ига капитала, а о той свободе, которую провозгласил некогда Иван Карамазов и которой немедленно же воспользовался Смердяков.
Свобода, которой упиваются герои блоковской поэмы, – это свобода смердяковского «Все дозволено!», это реализация главной заповеди капитана Лебядкина: «Плюй на все и торжествуй!»
Казалось бы, чего еще? Тут бы самое время «позабавиться», покуражиться, поторжествовать. Никаких препятствий для этого лебядкинского торжества больше не осталось. Внутренние препоны рухнули. Внешние тоже уже не действуют.
И больше нет городового –
Гуляй, ребята, без вина!
Почему бы и не погулять при таких благоприятных обстоятельствах?
Но что-то мешает им забыться в этой лихой и безмятежной гульбе. Похоже, что они еще не совсем освободились. Не уплатили еще какого-то самого важного, главного долга. Очевидно, помимо упраздненного городового, помимо снятого и растоптанного нательного креста существует еще нечто, мешающее им почувствовать себя вполне свободными. Какая-то странная, непонятная сила еще держит их. Какой-то незримый враг еще посягает на их свободу. И пока они не разделаются, не рассчитаются с ним, пока не сотрут его в порошок, не сметут с лица земли, им не вкусить желанного царства свободы.
…И идут без имени святого
Все двенадцать – вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль…Их винтовочки стальные
На незримого врага…
Кто же он – этот незримый враг, на которого направлены «их винтовочки стальные»?
Это – не буржуй. С буржуем уже покончено. Он жалок и ничтожен («Стоит буржуй на перекрестке и в воротник упрятал нос…»).
Это и не старый мир, который, «как пес голодный, стоит за ним, поджавши хвост».
Все это для них, как говорится, уже пройденный этап. От этих – вполне конкретных и зримых – врагов они лишь презрительно отмахиваются:
– Отвяжись ты, шелудивый,
Я штыком пощекочу!
Старый мир, как пес паршивый,
Провались – поколочу!
И винтовки, и взоры, и вся сила ненависти идущих «державным шагом» нацелены на другого, незримого врага:
– Кто там машет красным флагом?
– Приглядись-ка, эка тьма!
– Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?
Кого же они так истово, так фанатично и неотвязно преследуют?
...Винтовки и беспокойство направлены на кого-то другого, который все мелькает впереди, прячется в сугробах, машет красным флагом, прячется за дома. Ему грозят: «Все равно тебя добуду, лучше сдайся мне живьем! Эй, товарищ, будет худо, берегись – стрелять начнем!..» В него стреляют. А впереди (и это в первый раз за всю поэму автор говорит от своего имени) :
(Максимилиан Волошин)
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Исус Христос.
Все, писавшие когда-либо о «Двенадцати» (и до Волошина, и после него), исходили из убеждения, что в поэме этой изображены двенадцать красногвардейцев в виде апостолов, во главе которых идет Иисус Христос. Волошин был единственным, кто выступил против этого общепринятого и, казалось бы, самоочевидного толкования. Он высказал смелую и парадоксальную догадку, что Христос в поэме Блока вовсе не идет во главе двенадцати красногвардейцев, а, напротив, преследуется ими:
...…никаких данных, кроме числа 12, на то, чтобы счесть их апостолами, в поэме нет. И потом, что же это за апостолы, которые выходят охотиться на своего Христа?
Догадка, высказанная Волошиным, никому не пришлась по душе. Оно и понятно. Людям, с ненавистью встретившим большевистский переворот, такое толкование казалось неверным, потому что они уже настроились на то, чтобы не подавать Блоку руки за его предательство. Апологетам большевистской революции такое толкование было и вовсе невыгодно. Им гораздо приятнее было сознавать, что явлением Христа в финале своей поэмы Блок благословил то, что совершилось в России в октябре 1917 года.
Для людей, одержимых политическими страстями, главное – решить, на чьей стороне поэт. Им, как детям, хотелось понять, «за красных» Блок или «за белых».
Между тем, если догадка Волошина верна, это ни в коем случае не означает, что Блок высказался своей поэмой «против большевиков». Это означает лишь, что смысл поэмы гораздо глубже, чем мы привыкли думать.
Выход нового человека на арену истории ознаменовался молчаливым преследованием Христа. «Незримый враг» еще не назван. Может быть, он даже еще и не узнан преследователями.
Пройдет совсем немного времени, и новый человек выскажется уже с полной определенностью:
Палестинский пигмей худосочный,
Надоел нам жестоко Христос, –
Радость жизни он сделал непрочной,
Весть об аде он людям принес.Но довольно садиста мы чтили,
Много крови он выпил, вампир!
Догнивай же в безвестной могиле,
Без тебя будет радостней мир!(Александр Тиняков)
Вот почему так нерадостен мир, в котором живут и действуют герои блоковской поэмы. Вот почему какая-тупая, зловещая тоска съедает их души:
Ох ты, горе-горькое!
Скука скучная,
Смертная!
Столь желанное для них царство радости и свободы не может осуществиться, покуда Христос жив, пока он не будет превращен в лагерную пыль, пока не догниет в безвестной могиле.
Все пути к возвращению в лоно старого мира и старых моральных координат для них отрезаны. Им остается только одно: преследовать Христа по пятам, вести с ним тотальную войну на полное уничтожение. Но пока они еще не победили в этой войне, пока Христос жив, мир, в котором они живут,– это еще не тот новый мир, в котором будут полностью уничтожены все прежние моральные координаты. Эти старые координаты еще не стерлись в их душе. И они осознают себя людьми, нарушившими, преступившими эти координаты.
Вот откуда эта тоска, которая гложет их постоянно, которая не дает им покоя, сосет и съедает их души.
Да, они решили жить и действовать по принципу «Все дозволено!». Но не потому, что они не испытывают на себе силу тяготения нравственного закона, живущего внутри нас, а потому, что они решили воспротивиться гнетущему действию этой силы.
Герои поэмы Блока сознательно преступили все нравственные запреты. Но этот акт и осознается ими как преступление.
Тут вспоминается один случай, поразивший некогда воображение Достоевского.
...Собрались мы в деревне несколько парней и стали промежду себя спорить: «Кто дерзостнее сделает?» Я по гордости вызвался перед всеми. Другой парень отвел меня и говорит мне с глазу на глаз:
– …Когда пойдешь к причастью – причастье прими, но не проглоти. Отойдешь – вынь рукой и сохрани…
Так я и сделал. Прямо из церкви повел меня в огород.
Взял жердь, воткнул в землю и говорит: положи! Я положил на жердь.
– Теперь, – говорит, – принеси ружье.
Я принес.
– Заряди.
– Подыми и выстрели.
Я поднял руку и наметился. И вот только бы выстрелить, вдруг предо мною как есть крест, а на нем Распятый! Тут я и упал с ружьем в бесчувствии.
(Федор Достоевский)
Причастие – это, согласно канонам христианской церкви, не что иное, как Тело Христово. Следовательно, выстрелить из ружья герой этого повествования осмелился ни больше ни меньше как в самого Христа.
То, что случай этот глубоко задел Достоевского, – неудивительно. Удивительно другое.
Казалось бы, история эта, с точки зрения Достоевского, могла иметь лишь один положительный, обнадеживающий смысл: то, что святотатство не удалось, что в душе «злодея» оказался некий нравственный барьер, не позволивший ему преступить самую страшную черту. Но Достоевского как раз больше всего поразило и – что уж вовсе удивительно – обнадежило совсем другое. А именно – «самое начало дела, то есть возможность такого спора и состязания в русской деревне: „Кто дерзостнее сделает?"»
Именно в этой неслыханной дерзости, в самой чудовищности случившегося Достоевский пытается почерпнуть надежду на грядущую перемену к лучшему в русской судьбе:
...Я все того мнения, что ведь последнее слово скажут они… Они скажут и укажут нам новую дорогу и новый исход из всех, казалось бы, безысходных затруднений наших. Не Петербург же разрешит окончательно судьбу русскую. А потому всякая, даже малейшая новая черта об этих, теперь уже «новых людях», может быть достойна внимания нашего.
Итак, слово было найдено уже тогда: «новые люди». Опять-таки нет ничего удивительного в том, что первым его произнес Достоевский. Удивительно, что эти так называемые «новые люди» не столько ужасают его, сколько изумляют и даже восхищают.
Стилистика – самостоятельная лингвистическая дисциплина, наука об умелом выборе языковых средств, знание которых открывает простор для их творческого использования в устной и письменной речи. Нужно только не ограничиваться узким кругом привычных слов, отказаться от штампов, стараться использовать все стилистические ресурсы для правильного и образного выражения мысли. В стиле речи отражается духовный мир человека, его начитанность, знания, вкусы и симпатии. Каждый образованный человек должен работать над стилем своей речи. Совершенствование речевой культуры – это процесс постоянный, неизменно сопровождающий наше духовное развитие.
Шел урок литературного чтения. Ученикам было предложено кратко пересказать своими словами содержание I главы повести А. С. Пушкина «Дубровский». Был вызван вихрастый голубоглазый крепыш, который неуверенно начал:
В одном. этом, как его. ну, поместье жил один помещик Троекуров. Троекуров был сильно богатый, и он никого не слушал, он все делал так, как ему хотелось, и его все боялись.
Учителю пришлось, конечно, прервать эту сбивчивую, неряшливую речь. С участием всего класса было установлено, что голубоглазый крепыш умудрился в двух предложениях сделать. восемь ошибок.
«Как?! - удивитесь вы, перечитывая его слова. - Откуда такая уйма ошибок? Ну, допустим, эти словечки «как его», «ну», а в остальном ведь он сказал довольно правильно?»
Да, грамматических ошибок в каждом отдельном слове его ответа вы действительно не найдете. Хотя, если бы предложить ему записать свой ответ, они, возможно, появились бы. Однако здесь кроются ошибки другого рода - стилистические. Вот они:
1. У Троекурова было не одно поместье, поэтому правильно будет сказать не в одном поместье, а в одном из своих поместий. Так точнее.
2. Чтобы избежать надоедливого повторения однозвучных слов поместье, помещик, следует одно из них заменить синонимом - в одном имении жил помещик или: в одном поместье жил барин. Так благозвучнее.
3. Нет смысла говорить один помещик: ведь речь идет не о каком-то неизвестном лице, а именно о Троекурове. Без слова один короче и яснее.
4. Слова этот, как его, ну не только ничего не выражают, но и засоряют речь, делают ее неряшливой, маловыразительной.
5. Незачем вторично упоминать фамилию Троекурова: для этого существуют местоимения - можно сказать он или этот барин. Так разнообразнее, приятнее для слуха.
6. Слова сильно богатый годятся только в просторечии. Надо сказать: очень богат.
7. Первый союз и в данном случае не на месте, его лучше употребить перед последним однородным сказуемым, выбросив совершенно лишнее здесь местоимение он.
8. Последнюю многословную и громоздкую характеристику помещика можно заменить одним очень точным и выразительным словом - самодур.
Вот вам и восемь стилистических ошибок в ответе незадачливого ученика. Если избежать их, получится примерно следующее: В одном из своих имений жил помещик Троекуров, богатый самодур, которого все боялись. Конечно, с точки зрения стилистики эта фраза тоже не безупречна: она суховата, ей недостает образности. Следовало бы использовать, к примеру, эпитеты жестокий, грубый, высокомерный; метафору трепетали (вместо боялись) и другие выразительные средства. Но об этом разговор особый.
Итак, стилистическими ошибками принято называть такие, которые снижают точность, ясность, выразительность и образность речи, а нередко даже искажают смысл.
Остановимся прежде всего на одном из основных требований стилистики - точности и ясности.
ДРУГ И ВРАГ МОЙ.
Самые высшие достижения человеческой мысли, самые глубокие знания и самые пламенные чувства останутся неизвестными для людей, если они не будут ясно и точно оформлены в словах.
Вспомните слова Кости Шишкина из повести Н. Носова «Витя Малеев в школе и дома»:
Мама говорит, что я беззаботный. А почему я беззаботный? Потому что мне не о ком заботиться.
Как видим, Костя понимает смысл слова беззаботный по-своему: тот, кто ни о ком не заботится. Представим себе на минуту, что он, решив доказать матери противоположное, обратился к учителю с просьбой:
Говорят, что я беззаботный. Поручите мне группу малышей, я буду следить за ними на переменках.
Очевидно, преподаватель ответил бы ему, разведя руками:
Ну, знаешь, беззаботному доверить малышей мы не можем.
И он будет прав: можно ли довериться беззаботному, т. е. не проявляющему заботы о своих делах, беспечному человеку?
Итак, свои мысли Костя выразил грамматически правильно, однако слова его не достигли цели, они обратились против него же, потому что употребил он их неточно, неверно.
Очевидно, важнейшим требованием стилистики является точность и ясность, т. е. полное соответствие слов тем понятиям, которые вы желаете выразить. Замечательный русский писатель А. Н. Толстой об этом писал: надо «отбирать точные, меткие, отвечающие смыслу определяемого ими понятия слова». То же самое неустанно повторял великий мастер художественного слова
А. М. Горький: необходимо выбирать из богатейшего нашего словаря «наиболее точные, ясные, сильные слова».
Каковы же причины неточности высказывания, приводящие нередко к языковым нелепостям, «ляпсусам»?
Во-первых, иногда мы путаем слова, похожие по звучанию, но совершенно различные по смыслу. Однажды, говоря о метро, кто-то назвал эскалатор (движущуюся лестницу) экскаватором, чем очень удивил слушателей, а некоторых и напугал: решили, что произошел обвал и для расчистки туда направили экскаваторщиков.
Таких слов немало: невежа (грубый, невоспитанный человек) и невежда (необразованный, не сведущий в какой-либо отрасли человек, неуч); комплект, (полный набор каких-либо предметов) и комплекс (сочетание каких-нибудь действий, свойств); преобразить (изменить вид) и преобразовать (переделать, перестроить, превратить во что-либо другое); ветеран (опытный, бывалый, испытанный в боях воин; заслуженный работник, деятель на каком -либо поприще) и ветеринар (врач, лечащий животных) и т. д.
К ошибкам такого рода приводит и неправильное понимание смысла словообразовательных элементов (суффиксов, приставок), которые могут не только придать слову новый оттенок (дружеский-дружественный), но и совершенно изменить его значение (остатки - останки).
Нередко однокоренные слова, имея один и тот же общий смысл, обладают различными оттенками значений. Возьмите слова зачинатель и зачинщик. И то и другое обозначает человека, начавшего какое-либо дело. Однако слово зачинщик носит на себе печать неодобрения, обозначая начавшего что-либо неблаговидное: ссору, драку и т. п. Поэтому нельзя сказать зачинщик соревнования, не говорят и зачинатель скандала.
Во-вторых, иногда не учитывают сочетаемости слов. Нельзя, например, сказать: шкатулка самодельной работы, так как самодельными могут быть вещи, предметы, а работа (выполнение) может быть ручная пли фабричная.
Наконец, встречается в речи и неудачное расположение слов, строение фразы, что ведет к двусмысленности, а порой и к бессмыслице. Иногда, правда, двусмысленность не затемняет основного значения фразы. Например: Высота покоряется смелым. Это можно понимать двояко: Высота покоряется кому?-смелым (людям) и кем?-смелым (человеком). Перед нами, так сказать, «благополучный» случай двусмысленности. Однако чаще всего неудачное построение фразы затемняет смысл. Так, в предложении Александру совсем не видно за вами непонятно: ему (Александру) не видно или ее (Александру) не видно? В этом случае приходится переделывать фразу: Александр совсем не видит за вами или: Мы не видим за вами Александру.
Можно привести немало примеров тщательной работы писателя над языком своих произведений, внимательного подбора наиболее точных слов. Так, в старых изданиях повести «Разгром» А. Фадеева можно встретить фразу: Мечик навзничь упал на землю и уткнулся лицом в ладони. Упасть навзничь - значит вверх лицом, на спину. Но в таком случае не говорят уткнулся лицом в ладони, а закрыл ладонями лицо. Поэтому в издание 1949 г. автор внес исправление, заменив неточное слово навзничь словом ничком, т. е. лицом вниз.
Предлагаемые ниже занятия помогут в выборе точных слов и построении правильных предложений, научат избегать языковых ошибок.
В ЧЕМ ОШИБКА?
Ведущий медленно читает помещенные ниже примеры и предлагает учащимся обнаружить и исправить ошибки, которые связаны с незнанием точного значения слова или с неудачным расположением и употреблением слов.
I. 1. Все единогласно (единодушно) подумали об оставленном товарище. 2. У нас много сообщников (единомышленников) среди простых людей всего мира. 3. Трудно было им противопоставлять (противостоять) такому натиску. 4. Обладая острым обаянием (обонянием), он сразу уловил запах дыма. 5. Он оказался круглым невежей (невеждой) в технике. 6. Нас ознакомили с новым комплектом (комплексом) гимнастических упражнений. 7. Постепенно человек укрощал (приручал) диких коз, свиней и других животных. 8. Мы предупредительно (предусмотрительно) захватили с собой веревку и фонарик. 9. Жухрай был закоренелым (убежденным) революционером. 10. Врач взял ланцетом (пинцетом) кусочек ваты. 11. Старый астроном приходил в свою консерваторию (обсерваторию) раньше всех. 12. Особенно понравился ребятам в метро экскаватор (эскалатор). 13. Писатель показал, как развращает человека личная (частная) собственность. 14. Товарищ ответил мне дружественным (дружеским) пожатием руки. 15. Взрывательной (взрывной) волной выбило стекла в окнах соседских (соседних) домов. 16. Хозяйка накормила путешественников сытым (сытным) ужином. 17. Молодой рабочий вскоре стал зачинщиком (зачинателем) социалистического соревнования. 18. Помещик был груб со своими придворными (дворовыми). 19. Помещики жестоко угнетали своих крепостников (крепостных). 20. Народные массы терпели двойственный (двойной) гнет. 21. У него были невыразимые (невыразительные) черты лица, какие-то водяные (водянистые) глаза и волосы песчаного (песочного) цвета. 22. Собака с жалким (жалобным) воем бросилась под ноги хозяйке. 23. Впереди простирались болотные (болотистые) луга, дальше местность была горная (гористая). 24. Останки (остатки) пищи старушка бережно спрятала. 25. За последние годы наш город значительно преобразовался (преобразился). 26. Мы никак не могли с этим смириться (примириться). 27. По пыльным дорогам тянулись обозы беглецов (беженцев). 28. Он нам представил (предоставил) полную свободу. 29. Дыхание больного стало отрывистым (прерывистым). 30. Гоголь смело уличал (обличал) пороки крепостнического строя.
II. 1. Летом Олег посетил небольшой городок у моря, в котором он прожил пять лет. (Выходит, Олег прожил пять лет в море. Надо: приморский городок, в котором.) 2. Воротник на моем пальто сшит из шкурки лисы, которую подарил нам знакомый охотник. (Неясно, что подарил охотник: лису пли шкурку лисы. Надо: из лисьей шкурки, которую.) 3. Самолет летит гораздо быстрее поезда. (Поезд не летает. Надо: быстрее, чем идет поезд пли: движется быстрее поезда.) 4. Отец умер, когда ему было три года. (Надо указать, кому именно было три года, пли сказать: Трех лет он лишился отца.) 5. Товарищи пошли той же дорогой, по которой ходили мы, но вернулись обратно. (Неизвестно, кто вернулся: мы или товарищи. Следует сказать: той же дорогой, что и мы.) 6. Мы поймали десять окуней, в том числе одного ерша. (Ерш не может входить в число окуней. Надо: и одного ерша или: кроме того.) 7. Генерал взял мальчика на воспитание, но по дороге он заболел. (Непонятно, кто заболел. Если генерал, то не нужно местоимение он, а если мальчик, то надо вместо он сказать тот или указать имя мальчика.) 8. Эта книга помогла в борьбе революционеров с буржуазией. (Неясно, кому помогла. Надо: помогла революционерам, в борьбе с буржуазией.) 9. О своих переживаниях в те годы он написал книгу. (Неизвестно, когда написал. Надо или: о переживаниях тех лет, пли: он написал в те годы книгу.) 10. Больной попросил сестру налить себе воды. (Непонятно, кому налить. Надо: налить ему воды или: чтобы она налила себе воды.) 11. Вскоре Дубровский поймал крестьян Троекурова в своих лесах, кравших дрова. (Получается, что леса крали дрова. Надо: поймал в своих лесах крестьян, кравших дрова). 12. Это бы прочитать моему товарищу! (Непонятно, кто должен прочитать: сам товарищ или говорящий ему. Следует сказать: это бы прочитал или: это бы послушал.) 13. Солдат встретил цыган. (Неясно, кто кого встретил: один солдат многих цыган или один цыган многих солдат. Следовало бы: солдат встретил толпу (нескольких цыган).
Долой однообразие
ЧТО ЛИШНЕЕ?
Найдите лишние слова в следующих предложениях.
I. 1. В дороге Гринева и Савельича застал снежный буран. 2. Он сидел, облокотившись локтями о стол. 3. Народ все более сильнее ненавидел помещиков и капиталистов. 4. В этот вечер я не успел закончить до конца эту работу. 5. Всадники уже приближались ближе к деревне. 6. Наше село находится приблизительно километрах в десяти от районного центра. 7. Излучение радиоактивных лучей опасно для жизни. 8. Муму очень сильно привязалась к Герасиму. 9. На Камчатке много горячих гейзеров. 10. Караван двигался по песчаным барханам к оазису. 11. Мы вновь возобновили переписку с чехословацкими ребятами. 12. На площади собралось тысяч пять человек народа. 13. Например, приведем такой пример. 14. У ворот стоял пожилой старик и смотрел вдоль улицы. 4. Мы заранее предвидели все трудности похода и хорошо подготовились к нему.
ЗОЛОТЫЕ СЛОВА.
Синонимы используются, конечно, не только для замены часто повторяющихся слов, чтобы избежать однообразия в звучании речи. Цели их стилистического употребления гораздо шире. Остановимся на некоторых из них.
1. Перед нами фраза: Лаборатория помещалась в маленькой комнатке; теперь для нее выстроили большое помещение. Мысль понятна, однако ее можно выразить точнее и ярче: речь идет о тесноте, поэтому вместо помещалась можно употребить точное и выразительное слово ютилась; о маленькой тесной комнатке говорят каморка, клетушка; вместо большое (помещение) уместно сказать просторное. Следовательно, синонимы дают возможность охарактеризовать предмет более точно и ярко.
2. Синонимы используются для того, чтобы придать большую эмоциональность, выразительность, экспрессивность речи. Это становится ясным уже из простого сопоставления таких синонимов, как: упасть и шлепнуться, грохнуться, рухнуть; идти и тащиться, плестись, шагать и т. п.
3. Синонимы употребляются также для придания повествованию оттенка того или иного стиля речи.
Так, например, общеупотребительному (нейтральному) слову смотреть, с одной стороны, соответствует (в разговорной речи) глядеть, а с другой - книжное созерцать; соответственно сравним: сбросить - скинуть - низвергнуть; столкнуть - спихнуть и т. д.
ОДНО ИЗ ДВУХ
Ведущий читает предложения, произнося оба синонима, заключенные в скобки. Задача учащихся - выбрать один из них, более соответствующий стилю данного предложения (разговорно-бытовому и разговорно-литературному или книжному).
1. (Сегодня, нынче) денек выдался на славу. 2. (Сегодня, нынче) в 15 часов в актовом зале состоится собрание. 3. (Возвратился, воротился) старик ко старухе. (П.) 4. Директор (возвратился, воротился) из отпуска и приступил к работе. 5. Ребята пекли в горячей золе (картофель, картошку). 6. (Картофель, картошка)- травянистое многолетнее растение семейства пасленовых. 7. Да ты говори (ясно, толком), в чем дело. 8. Учитесь выражать свои мысли (ясно, толком) и четко. 9. Как тень, она без цели (бродит, слоняется). (П.) 10. Никто ничего не делал, (бродили, слонялись) без толку в коридорах. (Фурм.) 11. Ружьишко с собой прихватил - (авось, может быть) попадется косой. 12. Взял с собой ружье, (авось, может быть) встретится заяц. 13. Огурцов и капусты было (много, вволю): ешь добровольно, сколько душа хочет. (Ч.) 14. На складе было (много, вволю) самых разнообразных продуктов. 15. Эдакую (махину, громаду) разве сдвинешь с места? 16. Луч прожектора осветил могучую (махину, громаду) парохода. 17. Мальчишки (начали, затеяли) какую-то игру. 18. Ученые (начали, затеяли) новый цикл исследований. 19. Уходи, (пока, покуда) цел, и (в следующий раз, вперед) не попадайся. 20. (Пока, покуда) отправляйтесь домой, (в следующий раз, вперед) будьте осмотрительны. 21. А вот и не скажу! (Ни за что, хоть убей) не скажу! 22. Мы единодушно решили оставить товарищей в беде. 23. Ну, да уж (хорошо, ладно), ничего не поделаешь. 24. Вот и (хорошо, ладно), что вы явились вовремя. 25. А ты вон (посмотри, погляди): я тебе вчера топорик (изготовил, смастерил). (Ос.) 26. Мы (смотрели, глядели), как (изготовляют, мастерят) различные изделия из пластмассы. 27. (Пусть, пускай) книги будут вашими добрыми друзьями на всю жизнь. 28. Хватит ему сидеть, (пусть, пускай) отдохнет. 29. Такого дива мы (никогда, отроду) не видали. 30. Таких удивительных вещей мы (никогда, отроду) не видели. 31. Раз без седла ездил, в седле и (тем более, подавно) сумеешь. (Г.) 32. Если они в состоянии это сделать, то вам (тем более, подавно) это по силам. 33. Возиться с этим у нас вовсе не было (желания, охоты). 34. У него возникло непреодолимое (желание, охота) совершить какой-нибудь подвиг. 35. Барыня, наконец, такой дала (выговор, нагоняй) Таврило, что тот целый день только потряхивал головой. (Т.) 36. Начальник объявил ему в приказе строгий (выговор, нагоняй). 37. Ума не приложу, откуда у него эти барские (обычаи, замашки). 38. У каждого народа свои (обычаи, замашки). (Л. Т.) 39. В полдень невыносимо (жгло, жарило) солнце. 40. Мочи нет, как солнце (жжет, жарит!) 41. Полно тебе (обижаться, дуться) из-за такого пустяка.
42. Довольно тебе (обижаться, дуться) из-за такой мелочи. 43. Мы с ним с малолетства (неразлучные, закадычные) дружки. 44. С юных лет они были (неразлучными, закадычными) друзьями. 45. Каким-то (чутьем, нюхом) ощутил он неискренность в его словах. 46. Вы уж со мною не спорьте, у меня на этот счет есть (чутье, нюх). 47. Захворал он в дороге, (едва, насилу) отходили. 48. Заболел он в пути, (едва, насилу) удалось вылечить.
КТО ЛУЧШЕ?
(Игра-соревнование)
Ведущий записывает на доске следующие группы синонимов.
1. Показать, описать, изобразить, обрисовать, представить, охарактеризовать, нарисовать, создать образ.
2. Критиковать, осуждать, порицать, обличать, бичевать, клеймить, пригвождать к позорному столбу.
Задача учащихся - написать небольшое сочинение о творчестве одного из любимых писателей-классиков, используя указанные синонимы.
речь чистота правильность точность
Квинтилиан римский ритор:
Точность издавна осознается как одно из главных достоинств речи. Уже в
Античных руководствах по красноречию первым и основным требованием, предъявляемым к речи, было требование ясности. Содержание, которое вкладывалось древними теоретиками в это понятие, во многом сходно с современным понятиями точности. Аристотель считал, что, если речь не ясна, она не достигает цели. «Достоинство слога быть ясным и не низким.»
Точность и ясность речи взаимосвязаны: точность речи, как правило, придает ей ясность, ясность речи вытекает из ее точности. Однако о точности высказывания должен заботиться говорящий (пишущий), а то, насколько ясно изложена мысль, оценивает слушатель (читатель). Мы облекаем свои мысли в слова. Как заметил В.Т. Белинский, «Слово отражает мысль: непонятна мысль непонятно и слово.» И в то же время «кто ясно мыслит, тот ясно излагает.» Чтобы речь была точной, слова следует употреблять в полном соответствии с теми значениями, которые за ними закреплены в языке: слово должно быть адекватно выраженному им понятию. При четком выражении мысли слова полностью соответствуют своему предметно-логическому значению, а неправильный выбор слова искажает смысл высказывания. Мастера художественного слова настойчиво добиваются точности словоупотребления. Однако не всегда нам удается избежать лексических ошибок, которые лишают нашу речь точности. От этого не застрахованы даже опытные писатели.
Так в первых изданиях романа А.А. Фадеева (до 1949 г.) была фраза: «Мечик навзничь упал на землю и уткнулся лицом в ладони.» В этом предложении неточно употреблено слово навзничь: нельзя «уткнуться лицом в ладони», если упасть навзничь, то есть на спину. В издании 1949 г. Автор внес исправление: «Мечик упал на землю и уткнулся лицом в ладони.»
Обычно можно найти немало стилистических вариантов для выражения мысли, но многие почему-то предпочитают не самый простой и ясный…почему нас коробит, когда мы слышим: В этом доме со мной проживает известный поэт; В данный момент я готовлюсь к экзаменам. Потому что выделенные слова не подходят для разговорного стиля речи, они придают ей канцелярский оттенок, лишая ее естественности простоты.
Стилистически не оправдано употребление книжных слов и в тких, например, репликах при устном общении: «Игорь мне сообщил, что за ним в садик придет бабушка; заводная обезьяна вышла из строя.» Пристрастие к канцеляризмам и книжной лексике ведет к многословию, к путаной и сложной передаче самых простых мыслей. Н.Г. Чернышевский писал: «Что не ясно представляешь, то не ясно выскажешь; неточность и запутанность выражений свидетельствует только о запутанности мыслей.» Этим нередко грешат начинающие авторы.
Причиной неясности высказывания может стать неправильный порядок слов в предложении: «Семь действующих платформ обслуживает несколько сот человек.» Конечно, такие предложения можно выправить, если они употреблены в речи. Достаточно изменить порядок слов: «Несколько сот человек обслуживают семь действующих платформ», но если вы услышите фразу с неверным порядком слов, возможно и неправильное ее толкование на этом построено, шутка А.П. Чехова: «Желаю вам всевозможных бед, печалей и напастей избежать.»
К сожалению, небрежность в расстановке слов в предложении (не такая
редкость: Велосипед разбил трамвай; Они кормили его мясом своих собак и т.п., смысл которых в конце концов выясняется, но с некоторым усилием, что не отвечает требованию ясности высказывания.
Смысловая неясность возникает иногда и в беспредложных сочетаниях типа: письмо матери (написанное ею или адресованное ей), портрет Репина и т.п.
Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение
«Покровская средняя общеобразовательная школа»
Открытый урок по русскому языку в 7 классе
«Обобщение и закрепление знаний
по теме «Наречие»
Голубева Э.В., учитель
русского языка и литературы
Тема урока: обобщение и закрепление по теме «Наречие»
Цель урока: закрепление полученных умений и навыков, расширение и углубление знаний о наречии, расширение кругозора, развитие умений работы над текстом, отработка навыков использования наречий для создания эмоционального, яркого текста
Оформление урока
Цветной мел, цветные магниты, презентация картины А.Дейнеки «Оборона Севастополя», текст рассказа «Рецепт» на каждой парте.
Ход урока.
1.Словарная работа со словами в рамках по теме «Наречие».
Диктант на «1»
Какие речевые ошибки возможны при употреблении наречий?
(Орфоэпические, лексические)
Работа над произношением (слова записаны на доске)
Поставь ударение, прочитай правильно.
Пиши красивее, сядь удобнее, вытри дочист…, забыл начист…,сделай инач…, уехал надолг…, ……
Определи ошибки в употреблении наречий, объясни значение предложений (предложения записаны на доске).
Обратно проливной дождь пошел (опять)
Мечик навзничь упал на землю и уткнулся лицом в ладони(ничком)
Усложнение задания.
Выбери наречие – объясни смысл предложения
Раздели яблоко (напополам, пополам, поровну )
Работа над текстом. Анализ текста
Перед вами текст, по названию определите тему текста, не читая его (аллегория, прогноз…) Замените на правильное употребление наречий.
Что создает комическую ситуацию?(неправильное употребление наречий – оксюморон: жутко дружно, ужасно весело, в пух и прах хвалит; переносное значение – больной язык , орфоэпическая – «в 6 Бы ».
Замените фразеологизм наречием
а)Покраснеть до корней волос
Как убитый спит
Знать как свои пять пальцев
Хоть глаз выколи - темно
Чуть свет, ни свет ни заря
Из рук вон – плохо, никуда не годится
Во все горло, во всю Ивановскую
б) напишите предложения, замени фразеологические обороты наречиями
Решив уехать во что бы то ни стало, она почувствовала себя вне опасности.
Лагутин ни за что ни про что обругал Шмакова Петра.
Не будет он ни с того ни с сего приставать к Лагутину.
6.Работа по группам (слабые ученики вместе с учителем работают у
доски )
Образуйте наречия от разных частей речи
Зимний товарищ
Новый левый
Начало новый
Приятель
Казацкий
Остальные ученики класса делятся на 4 группы и под руководством
сильного ученика выполняют задания на карточках
7.Отгадай смысл наречия, определи его историческое значение, от
чего оно произошло
Невзначай – собств., русск. Корень тот же что и в час
Отчаяться – отъчаяти – терять надежду. От чаяти - ждать
Невмоготу – собств., рус. Сращение не в моготу. Могота - сила,мочь,
возможность. Родственные слову вельможа – вель – большой. Можа – силач,богач
Начеку – собств.рус. сращение предлога на и формы предл.пад. сущ. чек – стража,ожидание, ныне утрачено. Сущ. чек –чекать –ждать. Буквально быть начеку - быть на страже
Наружу – собств. рус. Слияние на и в.п. ед.ч. сущ. ружь - внешность,вид 8. Работа по картине А.Дейнеки «Оборона Севастополя».
Краткая справка о художнике, история создания картины
Беседа с классом по вопросам:
Какое впечатление произвела картина?
Чем оно вызвано?
Как еще можно назвать картину?
Задание классу:
Напишите как можно больше словосочетаний с наречиями, необходимых
для более полной и эмоциональной описания изображенногона картине.
Особенно героев картины (например: слева мы видим, стойко
сражаются, бьются насмерть и т.д.)
Закончить работу над словами по картине
