Катастрофа на ходынке. Николай II. Правда и ложь

Сразу после трагедии в обществе появились различные версии происшедшего, назывались имена виновников, среди которых были и генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, и обер-полицмейстер полковник Власовский, и сам Николай II, прозванный «Кровавым». Одни клеймили чиновников-разгильдяев, другие пытались доказать, что катастрофа на Ходынском поле – спланированная акция, ловушка для простого народа. Так у противников монархии появился еще один аргумент против самодержавия. За долгие годы «Ходынка» обросла мифами. Тем более интересно разобраться, что же на самом деле произошло в те далекие майские дни.

Николай II взошел на престол еще в 1894 году, после смерти своего отца Александра III. Неотложные дела, государственные и личные (свадьба с любимой невестой Алисой Гессен-Дармштадтской, в православии Александрой Федоровной), заставили императора отложить коронацию на полтора года. Все это время специальная комиссия тщательно разрабатывала план торжеств, на проведение которых было отпущено 60 млн. рублей. Две праздничные недели включали в себя многочисленные концерты, банкеты, балы. Украшали все, что могли, даже колокольня Ивана Великого и ее кресты были увешаны электрическими лампочками. В качестве одного из главных мероприятий предусматривалось народное гуляние на специально разукрашенном Ходынском поле, с угощением пивом и медом, царскими гостинцами. Было заготовлено около 400 тысяч узелков из цветных платков, в каждый из которых завернули сайку, полфунта колбасы, пригоршню. конфет и пряников, а также эмалированную кружку с царским вензелем и позолотой. Именно подарки стали своеобразным «камнем преткновения» – в народе о них распространялись небывалые слухи. Чем дальше от Москвы, тем существенней возрастала стоимость гостинца: крестьяне из отдаленных деревень Московской губернии были абсолютно уверены в том, что каждой семье государь пожалует корову и лошадь. Впрочем, дармовые полфунта колбасы тоже многих устраивали. Таким образом, только ленивые не собирались в те дни на Ходынское поле.

Организаторы же позаботились лишь об устройстве праздничной площадки размером в квадратный километр, на которой разместили качели, карусели, ларьки с вином и пивом, палатки с подарками. При составлении проекта гуляний совершенно не учли, что Ходынское поле было местом дислоцирующихся в Москве войск. Здесь устраивались военные маневры и были вырыты окопы и траншеи. Поле было покрыто рвами, заброшенными колодцами и траншеями, из которых брали песок.

Массовые гуляния назначили на 18 мая. Однако уже утром 17 мая количество людей, направляющихся на Ходынку, было так велико, что местами они запруживали улицы, включая мостовые, и мешали проезду экипажей. С каждым часом приток увеличивался – шли целыми семьями, несли на руках, маленьких детей, шутили, пели песни. К 10 часам вечера скопление людей стало, принимать угрожающие размеры, к 12 часам ночи можно было насчитать десятки тысяч, а спустя 2–3 часа – сотни тысяч. Народ все продолжал прибывать. По свидетельствам очевидцев, на огражденном поле собралось от 500 тысяч до полутора миллиона человек: «Над народною массой стоял густым туманом пар, мешавший различать на близком расстоянии лица. Находившиеся даже в первых рядах обливались потом и имели измученный вид». Давка была настолько сильная, что уже после трех часов ночи многие стали терять сознание и умирать от удушья. Ближайшие к проходам пострадавшие и трупы вытаскивались солдатами на внутреннюю площадь, отведенную для гуляния, а мертвецы, находившиеся в глубине толпы, продолжали «стоять» на своих местах, к ужасу соседей, тщетно стремившихся отодвинуться от них, но, тем не менее, не пытавшихся покинуть торжество. Повсюду раздавались крики и стоны, но люди не желали расходиться. 1800 полицейских, естественно, не могли повлиять на ситуацию, им оставалось только наблюдать за происходящим. Провезенные по городу в открытых повозках первые трупы сорока шести жертв (на них не было следов крови и насилия, так как все скончались от удушья) впечатления на народ не произвели: все хотели побывать на празднике, получить царский гостинец, мало задумываясь о своей судьбе.

Чтобы навести порядок, в 5 часов утра приняли решение начать раздачу подарков. Артельщики, опасаясь, что их сметут вместе с палатками, начали швырять свертки в толпу. Многие бросались за кульками, падали и сразу оказывались втоптанными в землю напирающими со всех сторон соседями. Через два часа разнесся слух, что прибыли вагоны с дорогими подарками, началась их раздача, но гостинцы смогут получить только те, кто находится ближе к вагонам. Толпа ринулась к краю поля, где шла разгрузка. Обессиленные люди падали во рвы и траншеи, сползали по насыпям, и по ним шли следующие. Сохранились свидетельства о том, что находившийся в толпе родственник фабриканта Морозова, когда его понесло на ямы, стал кричать, что даст 18 тысяч тому, кто его спасет. Но помочь ему было невозможно – всё зависело от стихийного движения огромного людского потока.

Между тем на Ходынское поле прибывали ничего не подозревающие люди, многие из которых сразу же находили тут свою смерть. Так, рабочие с фабрики Прохорова наткнулись на колодец, заложенный бревнами и засыпанный песком. Проходя, они раздвинули бревна, часть просто проломилась под тяжестью людей, и сотни полетели в этот колодец. Их вынимали оттуда в течение трех недель, но всех не смогли достать – работа стала опасной из-за трупного запаха и постоянных осыпей стен колодца. А многие погибли, так и не дойдя до поля, где предполагалось гуляние. Вот как описывает зрелище, представшее перед глазами 18 мая 1896 года, ординатор 2-й московской городской больницы Алексей Михайлович Остроухое: «Страшная, однако, картина. Травы уже не видно; вся выбита, серо и пыльно. Здесь топтались сотни тысяч ног. Одни нетерпеливо стремились к гостинцам, другие топтались, будучи зажаты в тиски со всех сторон, бились от бессилия, ужаса и боли. В иных местах порой так тискали, что рвалась одежда. И вот результат – груды тел по сто, по полтораста, груд меньше 50–60 трупов я не видел. На первых порах глаз не различал подробностей, а видел только ноги, руки, лица, подобие лиц, но все в таком положении, что нельзя было сразу ориентироваться, чьи эта или эти руки, чьи то ноги. Первое впечатление, что это все «хитровцы» (бродячий люд с Хитрова рынка – прим. ред.), все в пыли, в клочьях. Вот черное платье, но серо-грязного цвета. Вот видно заголенное грязное бедро женщины, на другой ноге белье; но странно, хорошие высокие ботинки – роскошь, недоступная «хитровцам»… Раскинулся худенький господин – лицо в пыли, борода набита песком, на жилетке золотая цепочка. Оказалось, что в дикой давке рвалось все; падавшие хватались за брюки стоявших, обрывали их, и в окоченевших руках несчастных оставался один какой-нибудь клок. Упавшего втаптывали в землю. Вот почему многие трупы приняли вид оборванцев. Но почему же из груды трупов образовались отдельные кучи?.. Оказалось, что обезумевший народ, когда давка прекратилась, стал собирать трупы и сваливать их в кучи. При этом многие погибли, так как оживший, будучи сдавленный другими трупами, должен был задохнуться. А что многие были в обмороке, это видно из того, что я с тремя пожарными привел в чувство из этой груды 28 человек; были слухи, что оживали покойники в полицейских мертвецких…».

Весь день 18 мая по Москве курсировали подводы, нагруженные трупами. Николай II узнал о случившемся днем, но ничего не предпринял, решив не отменять коронационные торжества. Вслед за этим император отправился на бал у французского посла Монтебелло. Естественно, ничего он изменить бы уже не смог, но его бездушное поведение было встречено общественностью с явным раздражением. Николай II, чье официальное восшествие на престол было отмечено огромными человеческими жертвами, с тех пор именовался в народе «Кровавым». Только на следующий день император вместе с супругой посетил пострадавших в больницах, а каждой семье, потерявшей родственника, приказал выдать по тысяче рублей. Но для народа царь от этого добрее не стал. Николай II не сумел взять правильный тон по отношению к трагедии. А в своем дневнике накануне нового года бесхитростно записал: «Дай Бог, чтобы следующий 1897 год прошел так же благополучно, как этот». Именно поэтому его винили в трагедии в первую очередь.

Следственная комиссия была создана на следующий день. Впрочем, виновные в трагедии всенародно так и не были названы. А ведь даже вдовствующая императрица требовала наказать градоначальника Москвы великого князя Сергея Александровича, которому высочайшим рескриптом была объявлена благодарность «за образцовую подготовку и проведение торжеств», тогда как москвичи присвоили ему титул «князя Ходынского». А обер-полицмейстер Москвы Власовский был отправлен на заслуженный отдых с пенсией 3 тысячи рублей в год. Так было «наказано» разгильдяйство ответственных.

Потрясенная российская общественность не получила ответа следственной комиссии на вопрос: «Кто виноват?». Да и нельзя на него ответить однозначно. Скорее всего, в случившемся виновно роковое стечение обстоятельств. Неудачен был выбор места гуляния, не продуманы пути подхода людей к месту событий, и это притом, что организаторы уже изначально рассчитывали на 400 тысяч человек (число подарков). Слишком большое количество людей, привлеченных на праздник слухами, образовали неуправляемую толпу, которая, как известно, действует по своим законам (чему немало примеров и в мировой истории). Интересен и тот факт, что среди алчущих получить бесплатное угощение и подарки были не только бедный рабочий люд и крестьяне, но и довольно обеспеченные граждане. Уж они могли бы и обойтись без «гостинцев». Но не удержались от «бесплатного сыра в мышеловке». Так инстинкт толпы превратил праздничное гуляние в настоящую трагедию. Шок от происшедшего мгновенно отразился в русской речи: вот уже более ста лет в обиходе существует слова «ходынка», включенное в словари и объясняемое как «давка в толпе, сопровождающаяся увечьями и жертвами…» И винить во всем Николая II оснований все же нет. К тому времени, как император после коронации и перед балом заехал на Ходынское поле, здесь все уже было тщательно убрано, толпилась разодетая публика и огромный оркестр исполнял кантату в честь его восшествия на престол. «Смотрели на павильоны, на толпу, окружавшую эстраду, музыка все время играла гимн и «Славься». Собственно, там ничего не было…».

No related links found

В 1896 году, 14 мая, в Успенском соборе на царство венчался последний российский император. Николай II возложил на голову себе большую императорскую корону, изготовленную еще в середине восемнадцатого столетия для Екатерины II. Церемония сопровождалась великолепной иллюминацией. Ничего подобного москвичи доселе не видели.

Подготовка к торжественному событию

Кремль стал диковинным сказочным градом, здесь на деревьях висели огненные плоды и цветы. Всё переливалась и сияло, сверкало золотом и алмазами. Это был знаменательный день в истории России. Однако через три дня произошло событие, омрачившее воцарение Николая II. Тема сегодняшней статьи - давка на Ходынском поле, ее причины и последствия.

Царские гостинцы

18 мая на северо-западе Москвы ожидались праздничные гуляния. Тысячи москвичей и жителей близлежащих городов собирались у Ходынского поля в расчете не только отпраздновать важное событие, но и получить гостинцы от нового императора. В подарочный набор входили лакомства и эмалированная кружка с инициалами царя. Возможно, из-за столь щедрого по тем временам подарка и произошла трагедия.

Согласно официальным данным, погибли 1300 человек. Но есть предположение, что на Ходынке скончалось куда больше людей. Подобные события, хотя и менее масштабные, уже случались в Москве. Страшное столпотворение, повлекшее гибели более тысячи москвичей, произошло и значительно позже - в 1953 году. Давка на Ходынском поле в некотором роде отразилась на дальнейшем ходе истории.

Николай Кровавый

Царь не отменил ни одного из торжественных мероприятий, проведение которых было запланировано еще до коронации. В то время как военные и пожарные собирали на Ходынском поле человеческие останки, император танцевал на балу с женой французского посла. В то время как сотни москвичей умирали в лазаретах от полученных травм, газетчики публиковали перечень роскошных блюд, которыми накануне император потчевал знатных гостей во дворце. Позже Николай II и посещал больницы, и жертвовал деньги семьям погибших. Но было слишком поздно. Равнодушия ему народ не простил. Отныне его называли Кровавым. События начала XX века укрепили это прозвище за Николаем II - царем , ставшим последним в России, возможно , именно в силу своей мягкости и нерешительности.

Толпа

По прошествии нескольких дней после коронации императора произошла давка на Ходынском поле. Причина смерти более тысячи человек — асфиксия. Люди не были проинструктированы относительно того, как следует вести себя при чрезвычайных обстоятельствах. Да и сегодня, в XXI веке, подобные ситуации не исключены. Рассматривая причины Ходынской трагедии, следует учитывать прежде всего качество дорог тогдашней Москвы. При этом помнить: толпа — это всегда страшное явление. Событий, аналогичных Ходынской трагедии, в истории немало.

Места народных гуляний

Ходынское поле впервые упоминается в документах XIV века. Когда-то эти места Дмитрий Донской завещал своему сыну Юрию. Долгое время на Ходынском поле располагались пахотные земли. Именно здесь в XVI столетии войска Василия Шуйского сражались против отряда Лжедмитрия II. Первые народные гуляния на Ходынском поле состоялись при Екатерине II. В XIX веке пустырь на северо-западе города нередко использовался для проведения торжественных и праздничных мероприятий. Кровавой давкой закончилось лишь что , что произошло в мае 1896 года.

Причины трагедии

Сегодня там, где в конце XIX века погибло огромное количество людей, находится несколько станций метро. Поблизости расположено старинное кладбище. Здесь когда-то хоронили простых людей, сейчас же исключительно знаменитостей. Престижный район в центре Москвы раньше был окраиной. В праздничные дни здесь народ гулял, а в остальные территория использовалась в качестве учебного полигона. Неудивительно, что здесь было немало рвов и траншей. Неуправляемая толпа и некачественные дороги - в этом причины одной из страшнейших трагедий в истории Москвы.

Итак, дата давки на Ходынском поле - 18 мая. Причину трагедии мы выяснили. Стоит сказать, что об этом писали известные прозаики. Среди них и очевидцы события 1896 года, и те, что знают о нем лишь из исторических источников. До наших дней сохранились фото давки на Ходынском поле. Об этой трагедии писали многие репортеры , но был среди них человек, посвятивший всю свою жизнь изучению столицы, нравов и традиций ее жителей. Труды этого журналиста, писателя и просто необыкновенного человека прочитать стоит каждому, кого интересует прошлое Первопрестольной. Речь идет о Владимире Гиляровского. Удивительным образом он находился всегда там, где происходили и самые радостные, и самые трагические события в истории города.

"Ходынка"

О том, что Гиляровский рассказал о массовой давке на Ходынском поле, расскажем чуть позже. Об этом писал также и Лев Толстой. Рассказ великого гуманиста и одной из самых противоречивых личностей в истории русской литературы так и называется - " Ходынка" .

Лев Николаевич, конечно, в народных гуляниях не участвовал и за чашкой с царской эмблемой не охотился. В то время он находился в Ясной Поляне, сочинял нетленную книгу о жене сановника Каренина, полюбившей флигель-адъютанта. Но граф человеком был, как известно, неравнодушным, а потому история о давке на Ходынском поле его весьма заинтересовала.

О чём повествует рассказ Толстого? Главная героиня — Александра Голицына — девушка 23 лет. Уже фамилия ее говорит о том, что она из дворянской семьи. Но как и многие молодые люди в конце XIX столетия Александра была одержима народными идеями. В день коронации Николая II ей пришло в голову отправиться не на бал, а на Ходынское поле. Что она и сделала.

Праздничное настроение у людей, оказавшихся на Ходынке 18 мая, держалось до тех пор, пока не возникла откуда ни возьмись новость о том, что бессовестные буфетчики раздают подарки среди своих. Правда, совсем скоро людям стало вовсе не до гостинцев. Александру вдруг от ее сопровождающего (на народные гуляния она отправилась с кузеном) отделила толпа - страшная, неистовая. Впрочем, организованной дисциплинированной толпы не бывает. Но она бы не стала причиной многочисленных смертей, если б вдруг не возникли казаки на лошадях. Они погнали толпу назад, в сторону буфетчиков, которые раздавали подарки. В этот момент и появились первые жертвы.

Александра осталась жива и невредима, хотя и пережила самые страшные минуты в своей жизни. Спас ее не кузен, а незнакомый человек по имени Емельян — простой рабочий на папиросной фабрики. Произведение Толстого совсем небольшое. О страшных последствиях давки на Ходынском поле автор ничего не сказал.

О трагедии, произошедшей 18 мая 1896 года, писали и Валентин Пикуль , и современный прозаик Борис Акунин. Описание давки на Ходынском поле присутствует и на страницах одного из р оманов Бориса Васильева. Но вернемся к воспоминаниям самого знаменитого журналиста начала XX столетия - к рассказу Владимира Гиляровского.

Давка на Ходынском поле событием стала чрезвычайным . В книге " Москва и москвичи" автор о нем лишь упоминает, но 20 мая 1986 года Гиляровский, конечно, написал об этом заметку. Сегодня она считается одним из наиболее достоверных источников.

Между рвом и буфетными рядами

По мнению Гиляровского, число жертв увеличило неудачное расположение буфетов для раздачи подарков. Они находились в ста шагах от шоссе, тянулись от центра до Ваганьковского кладбища. Параллельно буфетному ряду - глубокий вал. Народу набралось, видимо, значительно больше, нежели предполагалось. Люди не могли бы уместиться в узком проходе между рвом и буфетными палатками. Но отказываться от подарков не стали, а заняли ров.

Раздача подарков началась в десять часов утра. Народ начал собираться уже на рассвете, если не раньше. Люди прибывали из деревень, брали с собой в дорогу провиант и вино. По словам Гиляровского, в семь часов утра здесь было уже несколько сотен тысяч человек. Те, что успели занять дорогу вдоль буфетов, оказались в довольно стесненных условиях. Ров же был набит битком.

Первые жертвы

Началась давка, люди теряли сознание, будучи не в силах выбраться из толпы. Первые жертвы появились ещё до начала раздачи подарков. На рассвете принесли девушку в бесчувственном состоянии , чуть позже мальчика, которого доставили в больницу, расположенную поблизости. Он пришел в себя только на следующий день.

Но настоящая трагедия была впереди. У нескольких буфетов началась раздача подарков, многотысячная толпа ринулась в сторону палатки, тогда и началась жуткая давка, сопровождающаяся криками, воплями, стонами. Они были слышны во всём Замоскворечье и наводили ужас даже на рабочих, которые в тот день трудились на скаковом кругу, в двух километрах от Ходынского поля.

В самом гулянии участвовало не более пятой части от количества людей, которые собрались здесь на рассвете. К шести часам вечера москвичи разбрелись по домам. Однако многим пришлось вернуться на поиски родственников. Около двухсот человек получили тяжелые увечья. Более трехсот нуждались в лечении.

Последствия

Все московские больницы были переполнены. Даже на военных, людей опытных оказало сильнейшее запечатление картина, которую можно было увидеть после " народных гуляний" . Повсюду были разбросаны посиневшие, изуродованные тела погибших. Большую часть тел отвозили на Ваганьковское кладбище. Около двадцати погибших обнаружили в колодце , расположенном напротив одного из буфетов. Он представлял собой довольно глубокую яму, закрытую деревянными досками, которые не выдержали сильного напора. Тела на кладбище возили в течение целого дня.

Должность обер-полицмейстера занимал в то время Александр Власовский . Он, как и его помощник, лишился места. В должности понизили нескольких чиновников. Вскоре на Ваганьковском кладбище, у братской могилы, по указу императора установили памятник жертвам Ходынской катастрофа. В советское время обвинять в произошедшем было принято царя, как, впрочем, как и в других трагедиях .

Событие, огорчившее императора

Коронация царя была важнейшим событием в стране. К этому дню сочиняли гимны, стихи, тысячи жителей России стремились в столицу. Императоры на протяжении многих столетий венчались на царство именно в Москве. Даже тогда, когда столицей был город, основанный Петром. Ко дню венчания на царство Николая II не только решил обрадовать свой народ щедрыми дарами. Он списал долги, общая сумма которых составляла около ста миллионов руб.

День коронации последнего императора мог бы стать поистине светлым, праздничным. Если б не давка на Ходынском поле. Фото, сделанное в 1986 году, представлены в этой статье. Но едва ли они смогут передать масштаб трагедии, которую пришлось пережить тысячам москвичей.

Погибших хоронили за государственный счёт. Много детей осталось сиротами, их определили в приюты. Кто же виновен в трагедии? Вероятно, не только градоначальники, не обеспечившие благоприятные условия для проведения празднества. Еще одна причина массовой давки - человеческая алчность.

В 1953 году нечто подобное произошло на похоронах Сталина. Но тогда люди пришли проститься с " вождем " . В 1896 году народ собрался на Ходынского поле в ожидании подарков. Впрочем, императора в равнодушии обвиняли и его современники, и более поздние историки не зря. В записях Николая II было найдено: " О массовой давке я узнал по прошествии десяти часов, и это произвело на меня неприятное впечатление" .

30 мая (по новому стилю) 1896 года в Москве на Ходынском поле в результате давки погибли около 1400 человек.

Торжества с размахом

«Кто начал царствовать - Ходынкой / Тот кончит - встав на эшафот», - поэт Константин Бальмонт, написавший эти строки в 1906 году, в год 10-летия Ходынской катастрофы и за 12 лет до гибели последнего русского императора, точно предсказал судьбу Николая II.

Царствование, завершившееся крахом Российской империи, а затем и гибелью царской семьи, началось с события, в котором очень многие увидели «дурной знак» для императора. И хотя Николай II к трагедии 1896 года имел лишь косвенное отношение, однако в сознании людей она была прочно связана с его именем.

В мае 1896 года в древней столице России Москве прошли торжественные мероприятия, связанные с коронацией Николая II и его супруги Александры Фёдоровны.

К мероприятию готовились тщательно - одной столовой утвари из Петербурга в Москву привезли более 8000 пудов, причём одних только золотых и серебряных сервизов до 1500 пудов. В Кремле была устроена специальная телеграфная станция на 150 проводов для соединения со всеми домами, где жили чрезвычайные посольства.

Масштабом и пышностью приготовления значительно превосходили прежние коронации.

«Царские гостинцы» и 30 000 вёдер пива

Сама церемония прошла 26 мая по новому стилю, а спустя четыре дня были запланированы «народные гуляния» с раздачей «царских гостинцев».

В «царский гостинец» входили:

Памятная коронационная эмалированная кружка с вензелями Их Величеств, высота 102 мм;
фунтовая сайка из крупитчатой муки, изготовленная «Поставщиком двора Его Императорского Величества» булочником Д. И. Филипповым;
полфунта колбасы;
вяземский пряник с гербом в 1/3 фунта;
мешочек с 3/4 фунта сластей (6 золотников карамели, 12 золотников грецких орехов, 12 золотников простых орехов, 6 золотников кедровых орехов, 18 золотников александровских рожков, 6 золотников винных ягод, 3 золотника изюма, 9 золотников чернослива);
бумажный мешок для сластей с изображениями Николая II и Александры Фёдоровны.
Весь сувенир (кроме сайки) завязывался в яркий ситцевый платок, выполненный на Прохоровской мануфактуре, на котором были напечатаны с одной стороны вид Кремля и Москвы-реки, с другой стороны - портреты императорской четы.

Всего для бесплатной раздачи были заготовлены 400 000 «царских гостинцев», а также 30 000 вёдер пива и 10 000 вёдер мёда. Памятная коронационная кружка, «Кубок скорбей».

Поле с ловушками

Местом народных гуляний было выбрано Ходынское поле, к тому времени уже неоднократно выполнявшее подобные функции. На нём спешно подготовили временные «театры», эстрады, балаганы, лавки. В 20 бараках планировали угощать напитками, в 150 ларьках - раздавать «царские гостинцы».В обычное время Ходынское поле использовалось как плац для занятий войск Московского гарнизона, и никто не ждал здесь каких-либо происшествий.

Свидетелем всех событий на Ходынском поле стал Дядя Гиляй - знаменитый московский репортёр Владимир Гиляровский, который и сам едва не погиб там.

По его свидетельству, Ходынское поле, несмотря на большие размеры, было не лучшим местом для больших скоплений народа. Рядом с полем проходил овраг, а на самом поле было много промоин и ям после добычи песка и глины. Кроме того, было на Ходынке немало и плохо заделанных колодцев, на которые в обычные дни не обращали внимания.

Сами гуляния должны были начаться в 10 утра 30 мая, но люди стали прибывать ещё накануне. Приезжали целыми семьями и размещались на поле в ожидании заветного времени раздачи подарков. На Ходынку стекались не только москвичи, но также жители Подмосковья и соседних губерний.

«Невозможно было держаться против толпы»

К 5 утра 30 мая на Ходынском поле скопилось около 500 тысяч человек. «Душно было и жарко. Иногда дым от костра прямо окутывал всего. Все, утомлённые ожиданием, усталые, как-то стихли. Слышалась кое-где ругань и злобные окрики: „Куда лезешь! Чего толкаешься!“», - писал Владимир Гиляровский.«Вдруг загудело. Сначала вдали, потом кругом меня. Сразу как-то… Визг, вопли, стоны. И все, кто мирно лежал и сидел на земле, испуганно вскочили на ноги и рванулись к противоположному краю рва, где над обрывом белели будки, крыши которых я только и видел за мельтешащимися головами. Я не бросился за народом, упирался и шёл прочь от будок, к стороне скачек, навстречу безумной толпе, хлынувшей за сорвавшимися с мест в стремлении за кружками. Толкотня, давка, вой. Почти невозможно было держаться против толпы. А там впереди, около будок, по ту сторону рва, вой ужаса: к глиняной вертикальной стене обрыва, выше роста человека, прижали тех, кто первый устремился к будкам. Прижали, а толпа сзади всё плотнее и плотнее набивала ров, который образовал сплошную, спрессованную массу воющих людей», - сообщал о начале катастрофы Дядя Гиляй.

По свидетельству очевидцев и данным полиции, катализатором событий стали слухи о том, что буфетчики раздают подарки среди «своих» и потому на всех подарков не хватит.

Раздражённые многочасовым ожиданием люди двинулись к ларькам. Зажатые в толпе участники гуляний не видели, куда идут. Люди стали падать в рвы, на них валились следующие, нижних буквально затаптывали. Крики ужаса лишь усиливали панику и хаос. Под давлением огромной людской массы не выдержали плохо заделанные колодцы, в которые также стали проваливаться люди. Из одного из таких колодцев, ставших ловушками, полицейские затем извлекли 27 трупов и одного раненого, практически обезумевшего от пережитого.

«Похолодевший труп колыхался с нами»

Перепуганные буфетчики, опасавшиеся, что толпа их сомнёт, стали бросать свёртки с «царскими гостинцами» в толпу. Давка усилилась - те, кто бросался за подарками, уже не могли вынырнуть из толпы.

По разным сведениям, в районе Ходынки было сосредоточено от нескольких сотен до 1800 полицейских. Этого количества оказалось недостаточно, чтобы предотвратить трагедию. Основные силы полиции были сосредоточены на охране Московского кремля, где ночевала царская чета.
«Рассвело. Синие, потные лица, глаза умирающие, открытые рты ловят воздух, вдали гул, а около нас ни звука. Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохся молча, умер без звука, и похолодевший труп его колыхался с нами. Рядом со мной кого-то рвало. Он не мог даже опустить головы», - писал Владимир Гиляровский.

Дядю Гиляя спасло вмешательство подоспевшего казачьего патруля, который прекратил доступ на Ходынку вновь прибывающим и принялся «разбирать снаружи эту народную стену». Тем, кто, как Гиляровский, оказался не в самом эпицентре людского моря, действия казаков помогли спастись от смерти.

Гиляровский, выбравшийся из давки, отправился домой, чтобы привести себя в порядок, но уже спустя буквально три часа вновь появился на Ходынском поле, дабы увидеть результаты происшедшего утром. Жертвы давки на Ходынском поле во время торжеств по случаю коронования Николая II. 18 (30) мая 1896 года.

«Лежали передо мной женщины с вырванными косами»

По Москве уже поползли слухи о сотнях погибших. Те, кто ещё не знал об этом, двигались в сторону Ходынки, чтобы принять участие в гуляниях, а навстречу им тянулись истерзанные и полуживые люди, нёсшие в руках так дорого доставшиеся им «царские гостиницы». Также с Ходынки ехали и телеги с трупами - власти отдали распоряжение как можно скорее избавиться от следов давки.«Описывать выражение лиц, описывать подробности не буду. Трупов сотни. Лежат рядами, их берут пожарные и сваливают в фуры. Ров, этот ужасный ров, эти страшные волчьи ямы полны трупами. Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, ещё стоя в толпе, и упали уже мёртвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли ещё с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков и кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной головой. Многие сотни! А сколько ещё было таких, кто не в силах был идти и умер по пути домой. Ведь после трупы находили на полях, в лесах, около дорог, за двадцать пять вёрст от Москвы, а сколько умерло в больницах и дома!» - свидетельствует Владимир Гиляровский.

В давке на Ходынском поле, по официальным данным, погибло около 1400 человек, сотни получили увечья. Жертвы Ходынской давки.

Трагедия на Ходынке не заставила отказаться от торжеств

О случившемся было доложено Николаю II и его дяде, московскому генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу. Несмотря на происшедшее, запланированные гуляния отменены не были. В два часа дня император с супругой посетили Ходынское поле и «были встречены громовым ура и пением гимна».

В тот же день торжества продолжились в Кремлёвском дворце, а затем балом на приёме у французского посла.

Нежелание властей менять программу торжеств даже после массовой гибели людей было воспринято в обществе отрицательно.

Понять истинное отношение Николая II к происшедшему сложно. Вот запись из его дневника в этот день: «До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, напёрла на постройки, и тут произошла страшная давка, причём, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали, и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном «народном празднике». Собственно, там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка всё время играла гимн и «Славься». Переехали к Петровскому, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям двор. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч.»

Переживал ли император из-за случившегося, или обед «у Мама» и бал заставили его забыть о «великом грехе»? Братская могила погибших 18 мая (по старому стилю) 1896 года на Ваганьковском кладбище Москвы.

«Не будет проку в этом царствовании!»

Большинство трупов погибших, которых не опознали на месте, отвезли на Ваганьковское кладбище, где состоялось их массовое захоронение.

Императорская семья пожертвовала в пользу пострадавших 90 тыс. рублей, разослала тысячу бутылок мадеры для пострадавших по больницам, посетила раненых, находившихся на лечении в стационарах.

Генерал Алексей Куропаткин в своих дневниках писал о реакции представителей царской фамилии на случившееся: «Великий князь Владимир Александрович сам возобновил со мною разговор, передав сказанные ему в этот вечер слова герцога Эдинбургского, что при праздновании 50-летия царствования Виктории было 2500 человек убитых и несколько тысяч раненых, и никто этим не смущался».

Были слова герцога Эдинбургского сказаны в самом деле, или они являются выдумкой, но «не смущаться» гибелью 1400 человек на Ходынке российское общество оказалось не готово.

За генерал-губернатором Москвы закрепилось прозвище «князя Ходынского». Что касается самого императора, то, согласно одной из версий, именно после Ходынки его впервые назвали Николаем Кровавым.

«Меня окружили наборщики с вопросами и заставили прочитать. Ужас был на всех лицах. У многих слёзы. Они уже знали кое-что из слухов, но всё было туманно. Пошли разговоры.

На беду это! Не будет проку в этом царствовании! - самое яркое, что я слышал от старика наборщика. Никто не ответил на его слова, все испуганно замолчали… и перешли на другой разговор», - вспоминал Владимир Гиляровский.

Власти до последнего колебались, разрешать ли публикацию статьи о катастрофе. В конечном итоге разрешение было дано в тот момент, когда полиция уже собиралась арестовать тираж газеты «Русские ведомости» с материалом «Ходынская катастрофа».

После проведённого расследования событий на Ходынском поле виновными были признаны московский обер-полицмейстер Александр Власовский и его помощник. За необеспечение мер безопасности обоих сняли с занимаемых ими должностей. При этом за Власовским была сохранена положенная ему пенсия.

Слово «Ходынка» после 1896 года в русском языке стало именем нарицательным, синонимом масштабной катастрофы с большим числом жертв.

О Ходынском поле

События

Начало гуляния было назначено на 10 часов утра 18 (30) мая , но уже с вечера 17 (29) мая на поле стали прибывать со всей Москвы и окрестностей люди (зачастую семьями), привлечённые слухами о подарках и раздаче ценных монет.

Результаты

По официальным данным, на Ходынском поле погибло 130 (учебник Щагина-Тюкавкина) человек, 1500 получили увечья, по неофициальным – около 4000. Императорская семья пожертвовала в пользу пострадавших 90 тыс. рублей, разослала тысячу бутылок портвейна и мадеры для пострадавших по больницам. На Ваганьковском кладбище воздвигли памятник, посвящённый жертвам Ходынской катастрофы.

Наказаны были московский обер-полицмейстер Власовский и его помощник - оба были сняты с занимаемых должностей.

Обыватели во всём винили великого князя Сергея Александровича , как организатора празднеств, дав ему прозвище «князь Ходынский».

См также

Литература

• Краснов В., Ходынка, М. - Л., 1926
• Гиляровский В. А. Избранное (3 тома). М., Московский рабочий, 1961. Том 2. «Русские Ведомости» (раздел «Москва газетная.»), стр. 21; (изложение очевидца и участника, В. А.Г, относящееся к статье, на стр. 61-71).
• Гиляровский В. А. Там же. «Нижегородское обалдение», стр. 238; (про Ходынскую катастрофу - стр. 246).

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Ходынская трагедия" в других словарях:

У этого термина существуют и другие значения, см. Ходынка. Ходынка. Акварель Владимира Маковского. 1899 Ходынка, Ходынская катастрофа массовая давка, происшедша … Википедия

У слова «Москва» есть и другие значения: см. Москва (значения). Столица Российской Федерации, город федерального значения Москва … Википедия

- (29 апреля 1857, Царское Село 4 февраля 1905, Москва) пятый сын Александра II, московский генерал губернатор, при котором произошла Ходынская трагедия, муж великой княгини св. Елизаветы Фёдоровны. Погиб от бомбы террориста … Википедия

Великий князь Сергей Александрович Великий князь Сергей Александрович (29 апреля 1857, Царское Село 4 февраля 1905, Москва) пятый сын Александра II, московский генерал губернатор, при котором произошла Ходынская трагедия, муж великой княгини св.… … Википедия

Разгон Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации … Википедия

- (Ходынь, Ходыня) река на западе Москвы, левый приток р. Таракановки. Длина около 3 км (заключена в трубу). Берёт начало в районе Малой Дмитровки, пересекает Ленинградский проспект в районе станции метро «Аэропорт», течёт вдоль улицы Викторенко и… … Москва (энциклопедия)

1851, осень. Занятие тайпинами г. Юнань. Основание «Тайпин тяньго» («Небесное государство великого благоденствия»). 1851, 2. 12. Государственный переворот Луи Наполеона Бонапарта во Франции. 1852, 21. 3. Провозглашение Черногории княжеством. 1852 … Энциклопедический словарь

Московская городская дума … Википедия

Холодная война … Википедия

Катастрофа на Ходынском поле

Паническая давка, случившаяся в Москве 18 (30) мая 1896 года в день народных гуляний по случаю коронации императора Николая II, получила название Ходынской катастрофы

Ходынское поле было достаточно большим (около одного квадратного километра), однако рядом с полем проходил овраг, а на самом поле было много промоин и ям. Служившее ранее учебным плацем для войск московского гарнизона, Ходынское поле ранее не использовалось для народных гуляний. По его периметру были построены временные «театры», эстрады, балаганы, лавки, в том числе 20 деревянных бараков для бесплатной раздачи водки и пива и 150 ларьков для раздачи бесплатных сувениров - подарочных кульков, в которых были разложены булки, куски вареной колбасы, пряники и фаянсовые кружки с портретом царя.

Помимо этого, устроители гуляний предполагали разбрасывать в толпе мелкие монеты с памятной надписью. Начало гулянья было назначено на 10 часов утра 18(30) мая, но уже с вечера 17(29) мая на поле стали прибывать со всей Москвы и окрестностей люди (зачастую семьями), привлеченные слухами о подарках и раздаче денег.

В пять часов утра 18 (30) мая толпа, жаждущая открытия буфетов, бараков и раздачи даров, в общей сложности насчитывала не менее 500 тысяч человек.
1800 полицейских не смогли сдержать толпы, когда по ней прокатился слух, что буфетчики раздают подарки среди «своих», и потому на всех подарков не хватит. Люди через ямы и канавы, которые по случаю праздника лишь прикрыли досками и присыпали песком, ринулись к временным деревянным строениям. Настилы, прикрывавшие колдобины, рухнули, люди падали в них, не успевая подняться: по ним уже бежала толпа.

Раздатчики, понимая, что народ может снести их лавки и ларьки, стали бросать кульки с едой прямо в толпу, что лишь усилило сутолоку. Сметенные людской волной полицейские ничего не могли сделать. Лишь после прибытия подкреплений толпы рассеялись, оставив на поле тела затоптанных и изувеченных людей.

О случившемся доложили великому князю Сергею Александровичу и императору Николаю II. Они не стали отменять свой праздничный обед в Петровском дворце (недалеко от Ходынского поля). В 12 часов дня императорский кортеж, едущий во дворец, встретил на дороге подводы с телами убитых и раненых, закрытые рогожами. На самом же Ходынском поле оставшиеся в живых приветствовали проезжающего императора криками «Ура!», оркестрами, исполнявшими «Боже, царя храни!» и «Славься!». Для аристократии празднества по случаю коронации продолжились вечером в Кремлевском дворце, а затем приемом у французского посла.

По официальным данным, на Ходынском поле погибли 1389 человек, 1500 получили увечья. Правительство старалось скрыть от общества масштабы случившегося, на каждую семью погибшего выделили по 1000 рублей, сирот определи в приюты, похороны провели за счет казны. На Ваганьковском кладбище сохранился памятник, посвященный жертвам Ходынской катастрофы.

Источник:
Фото с сайта: Wikipedia

Воспоминания Владимира Гиляровского

В 1896 году, перед коронационными торжествами, ко мне приехал М. А. Саблин и от имени редакции просил меня давать для газеты описания событий, связанных с торжествами.

Около двухсот русских и иностранных корреспондентов прибыло к этим дням в Москву, но я был единственный из всех проведший всю ночь в самом пекле катастрофы, среди многотысячной толпы, задыхавшейся и умиравшей на Ходынском поле.

Накануне народного праздника вечером, усталый от дневной корреспондентской работы, я прямо из редакции «Русских ведомостей» решил поехать в скаковой павильон на Ходынку и осмотреть оттуда картину поля, куда с полудня шел уже народ.

Днем я осматривал Ходынку, где готовился народный праздник. Поле застроено. Всюду эстрады для песенников и оркестров, столбы с развешанными призами, начиная от пары сапог и кончая самоваром, ряд бараков с бочками для пива и меда для дарового угощения, карусели, наскоро выстроенный огромный дощатый театр под управлением знаменитого М. В. Лентовского и актера Форкатия и, наконец, главный соблазн - сотни свеженьких деревянных будочек, разбросанных линиями и углами, откуда предполагалась раздача узелков с колбасой, пряниками, орехами, пирогов с мясом и дичью и коронационных кружек.

Хорошенькие эмалевые белые с золотом и гербом, разноцветно разрисованные кружки были выставлены во многих магазинах напоказ. И каждый шел на Ходынку не столько на праздник, сколько за тем, чтобы добыть такую кружку. Каменный царский павильон, единственное уцелевшее от бывшей на этом месте промышленной выставки здание, расцвеченное материями и флагами, господствовало над местностью. Рядом с ним уже совсем не праздничным желтым пятном зиял глубокий ров - место прежних выставок. Ров шириной сажен в тридцать, с обрывистыми берегами, отвесной стеной, где глиняной, где песчаной, с изрытым неровным дном, откуда долгое время брали песок и глину для нужд столицы. В длину этот ров по направлению к Ваганьковскому кладбищу тянулся сажен на сто. Ямы, ямы и ямы, кое-где поросшие травой, кое-где с уцелевшими голыми буграми. А справа к лагерю, над обрывистым берегом рва, почти рядом с краем ее, сверкали заманчиво на солнце ряды будочек с подарками.

Когда я вышел из Чернышевского переулка на Тверскую, она кишела гуляющими москвичами, а вереницы рабочего народа с окраин стремились по направлению к Тверской заставе. Извозчиков по Тверской не пускали. Я взял у Страстного лихача, надел ему на шляпу красный кучерский билет, выданный корреспондентам для проезда всюду, и через несколько минут, лавируя среди стремительных толп, был на скачках и сидел на балконе членского павильона, любуясь полем, шоссе и бульваром: все кишело народом. Гомон и дым стояли над полем.

Во рву горели костры, окруженные праздничным народом.
- До утра посидим, а там прямо к будкам, вот они, рядом!

Оставив павильон, я пошел на Ходынку мимо бегов, со стороны Ваганькова, думая сделать круг по всему полю и закончить его у шоссе. Поле было все полно народом, гулявшим, сидевшим на траве семейными группами, закусывая и выпивая. Ходили мороженщики, разносчики со сластями, с квасом, с лимонной водой в кувшинах. Ближе к кладбищу стояли телеги с поднятыми оглоблями и кормящейся лошадью - это подгородные гости. Шум, говор, песни. Веселье вовсю. Подбираясь к толпе, я взял от театра направо к шоссе и пошел по заброшенному полотну железной дороги, оставшейся от выставки: с нее было видно поле на далеком расстоянии. Оно тоже было полно народом. Потом полотно сразу оборвалось, и я сполз по песку насыпи в ров и как раз наткнулся на костер, за которым сидела компания и в том числе мой знакомый извозчик Тихон от «Славянского базара», с которым я часто ездил.

Пожалуйте рюмочку с нами, Владимир Алексеевич! - пригласил он меня, а другой его сосед уж и стаканчик подает. Выпили. Разговариваем. Я полез в карман за табакеркой. В другой, в третий… нет табакерки! И вспомнилось мне, что я забыл ее на столе в скаковом павильоне. И сразу все праздничное настроение рухнуло: ведь я с ней никогда не расстаюсь.
- Тихон, я ухожу, я табакерку забыл!

И, несмотря на уговоры, встал и повернул к скачкам.

Поле гудело на разные голоса. Белеет небо. Стало светать. Прямо к скачкам пройти было невозможно, все было забито, кругом море народа. Я двигался посредине рва, с трудом лавируя между сидящими и прибывающими новыми толпами со стороны скачек. Душно было и жарко. Иногда дым от костра прямо окутывал всего. Все, утомленные ожиданием, усталые, как-то стихли. Слышалась кое-где ругань и злобные окрики: «Куда лезешь! Чего толкаешься!» Я повернул направо по дну рва навстречу наплывавшему люду: все стремление у меня было - на скачки за табакеркой! Над нами встал туман.

Вдруг загудело. Сначала вдали, потом кругом меня. Сразу как-то… Визг, вопли, стоны. И все, кто мирно лежал и сидел на земле, испуганно вскочили на ноги и рванулись к противоположному краю рва, где над обрывом белели будки, крыши которых я только и видел за мельтешащимися головами. Я не бросился за народом, упирался и шел прочь от будок, к стороне скачек, навстречу безумной толпе, хлынувшей за сорвавшимися с мест в стремлении за кружками. Толкотня, давка, вой. Почти невозможно было держаться против толпы. А там впереди, около будок, по ту сторону рва, вой ужаса: к глиняной вертикальной стене обрыва, выше роста человека, прижали тех, кто первый устремился к будкам. Прижали, а толпа сзади все плотнее и плотнее набивала ров, который образовал сплошную, спрессованную массу воющих людей. Кое-где выталкивали наверх детей, и они ползли по головам и плечам народа на простор. Остальные были неподвижны: колыхались все вместе, отдельных движений нет. Иного вдруг поднимет толпой, плечи видно, значит, ноги его на весу, не чуют земли… Вот она, смерть неминучая! И какая!

Ни ветерка. Над нами стоял полог зловонных испарений. Дышать нечем. Открываешь рот, пересохшие губы и язык ищут воздуха и влаги. Около нас мертво-тихо. Все молчат, только или стонут, или что-то шепчут. Может быть, молитву, может быть, проклятие, а сзади, откуда я пришел, непрерывный шум, вопли, ругань. Там, какая ни на есть,- все-таки жизнь. Может быть, предсмертная борьба, а здесь - тихая, скверная смерть в беспомощности. Я старался повернуть назад, туда, где шум, но не мог, скованный толпой. Наконец, повернулся. За мной возвышалось полотно той же самой дороги, и на нем кипела жизнь: снизу лезли на насыпь, стаскивали стоящих на ней, те падали на головы спаянных ниже, кусались, грызлись. Сверху снова падали, снова лезли, чтобы упасть; третий, четвертый слой на голову стоящих. Это было именно то самое место, где я сидел с извозчиком Тихоном и откуда ушел только потому, что вспомнил табакерку.

Рассвело. Синие, потные лица, глаза умирающие, открытые рты ловят воздух, вдали гул, а около нас ни звука. Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохся молча, умер без звука, и похолодевший труп его колыхался с нами. Рядом со мной кого-то рвало. Он не мог даже опустить головы.

Впереди что-то страшно загомонило, что-то затрещало. Я увидал только крыши будок, и вдруг одна куда-то исчезла, с другой запрыгали белые доски навеса. Страшный рев вдали: «Дают!.. давай!.. дают!..» - и опять повторяется: «Ой, убили, ой, смерть пришла!..»

И ругань, неистовая ругань. Где-то почти рядом со мной глухо чмокнул револьверный выстрел, сейчас же другой, и ни звука, а нас все давили. Я окончательно терял сознание и изнемогал от жажды.

Вдруг ветерок, слабый утренний ветерок смахнул туман и открыл синее небо. Я сразу ожил, почувствовал свою силу, но что я мог сделать, впаянный в толпу мертвых и полуживых? Сзади себя я услышал ржание лошадей, ругань. Толпа двигалась и сжимала еще больше. А сзади чувствовалась жизнь, по крайней мере ругань и крики. Я напрягал силы, пробирался назад, толпа редела, меня ругали, толкали.

Оказалось, что десяток конных казаков разгонял налезавших сзади, прекращая доступ новым, прибывавшим с этой стороны. Казаки за шиворот растаскивали толпу и, так сказать, разбирали снаружи эту народную стену. Это понял народ и двинулся назад, спасая свою жизнь. Я бросился среди убегавших, которым было уже не до кружки и не до подарка, и, вырвавшись, упал около забора беговой аллеи. Я рвал траву и ел, это утоляло жажду, и я забылся. Сколько времени это продолжалось - не знаю. Когда пришел в себя, почувствовал, что лежу на камне. Полез в задний карман и нашел там табакерку… Я лежал на ней и думал - камень!
- К черту смерть! К черту Ходынка! Вот она где!

Я воскрес, смотрю на сверкающее солнце и сам не верю. Открываю, нюхаю. И всю усталость, весь ужас пережитого как рукой сняло. Я никогда и ничему так не радовался, как этой табакерке. Это был подарок моего отца.

«Береги на счастье», - сказал он мне, даря ее еще в 1878 году, когда я приехал к нему, вернувшись с турецкой войны. И это счастье я чувствовал.

В этот миг я думал только об одном - попасть домой, взять ванну и успокоить своих. Я забыл и газеты и корреспондентскую работу, мне противно было идти на Ходынку. Я бросился по аллее к шоссе мимо стремящихся туда и оттуда толп, галдевших, торопившихся. На мое счастье, из скаковой аллеи выезжал извозчик. Я вскочил на пролетку, и мы поехали по шоссе, кипящему народом. Извозчик мне что-то говорил, но я не понимал, с восторгом нюхал табак, а у Тверской заставы, увидав разносчика с апельсинами, остановил лошадь, схватил три апельсина, взяв деньги из промокшей насквозь от пота пачки новеньких кредиток. Съел сразу два апельсина, а третьим, разорвав пополам, вытер себе пылавшее лицо.

Навстречу громыхали пожарные фуры, шли наряды полиции.
В Столешниковом переулке, расплатившись с извозчиком, я тихо своим ключом отпер дверь квартиры, где все еще спали, и прямо - в ванную; напустил полную холодной воды, мылся, купался.

Несмотря на душистое мыло, все же чувствовалось зловоние. Мое разорванное, провонявшее пальто я спрятал в дрова, прошел в кабинет и через минуту уснул.
В девять часов утра я пил в семье чай и слушал рассказы об ужасах на Ходынке:
- Говорят, человек двести народу передавили! Я молчал.

Свежий и выспавшийся, я надел фрак со всеми регалиями, как надо было по обязанностям официального корреспондента, и в 10 часов утра пошел в редакцию. Подхожу к Тверской части и вижу брандмейстера, отдающего приказание пожарным, выехавшим на площадь на трех фурах, запряженных парами прекрасных желтопегих лошадей. Брандмейстер обращается ко мне:
- Поглядите, Владимир Алексеевич, последние пары посылаю!
И объяснил, что с Ходынки трупы возят.

Я вскочил на фуру без пальто, во фраке, в цилиндре, и помчался. Фуры громыхали по каменной мостовой. Народу полна Тверская.

Против фабрики Сиу, за заставой, повстречались две пожарные фуры, полные покойников. Из-под брезентов торчат руки, ноги и болтается ужасная голова.

Никогда не забыть это покрытое розовой пеной лицо с высунутым языком! Навстречу ехали такие же фуры.

По направлению к Москве плетется публика с узелками и кружками в руках: подарки получили!

У бегущих туда на лицах любопытство и тревога, у ползущих оттуда - ужас или безразличие.

Я соскочил с фуры: не пускают. Всемогущий корреспондентский билет дает право прохода. Я иду первым делом к наружной линии будок, которые на берегу рва, я их видел издали утром из-под насыпи. Две снесены, у одной сорвана крыша. А кругом - трупы… трупы…

Описывать выражение лиц, описывать подробности не буду. Трупов сотни. Лежат рядами, их берут пожарные и сваливают в фуры.

Ров, этот ужасный ров, эти страшные волчьи ямы полны трупами. Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, еще стоя в толпе, и упали уже мертвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли еще с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков и кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной головой.

Многие сотни! А сколько еще было таких, кто не в силах был идти и умер по пути домой. Ведь после трупы находили на полях, в лесах, около дорог, за двадцать пять верст от Москвы, а сколько умерло в больницах и дома! Погиб и мой извозчик Тихон, как я узнал уже после.

Я сполз вниз по песчаному обрыву и пошел между трупами. В овраге они еще лежали, пока убирали только с краев. Народ в овраг не пускали. Около того места, где я стоял ночью, была толпа казаков, полиции и народа. Я подошел. Оказывается, здесь находился довольно глубокий колодец со времен выставки, забитый досками и засыпанный землей. Ночью от тяжести народа доски провалились, колодец набился доверху рухнувшими туда людьми из сплошной толпы, и когда наполнился телами, на нем уже стояли люди. Стояли и умирали. Всего было вынуто из колодца двадцать семь трупов. Между ними оказался один живой, которого только что перед моим приходом увели в балаган, где уже гремела музыка.

Праздник над трупами начался! В дальних будках еще раздавались подарки. Программа выполнялась: на эстраде пели хоры песенников и гремели оркестры.

У колодца я услыхал неудержимый смех. Вынутые трупы лежали передо мной, два в извозчичьих халатах, и одна хорошо одетая женщина с изуродованным лицом была на самом верху - лицо ногами измято. Сначала из колодца достали четверых мертвых, пятый был худощавый человек; оказался портной с Грачевки.

Живой этот! - кричит казак, бережно поднимая его кверху из колодца. Поднятый шевелил руками и ногами, глубоко вздохнул несколько раз, открыл глаза и прохрипел:
- Мне бы пивца, смерть пить хотца! И все расхохотались.
Когда мне это рассказывали, тоже хохотали.

Нашли офицера с простреленной головой. Тут же валялся револьвер казенного образца. Медицинский персонал ходил по полю и подавал помощь тем, у кого были признаки жизни. Их развозили по больницам, а трупы на Ваганьково и на другие кладбища.

В два часа я уже был в редакции, пришел в корректорскую и сел писать, затворив дверь. Мне никто не мешал. Закончив, сдал метранпажу на набор. Меня окружили наборщики с вопросами и заставили прочитать. Ужас был на всех лицах. У многих слезы. Они уже знали кое-что из слухов, но все было туманно. Пошли разговоры.

На беду это! Не будет проку в этом царствовании! - самое яркое, что я слышал от старика наборщика. Никто не ответил на его слова, все испуганно замолчали… и перешли на другой разговор.

Метранпаж сказал:
- Надо подождать редактора!
- Наберем! Давай набирать! - закричали наборщики.
- В гранках редактор прочтет! - И десятки рук потянулись к метранпажу.
- Наберем! - И, разделив на куски, стали набирать. Я вернулся домой пешком - извозчиков не было - и, не рассказывая подробностей пережитого, лег спать. Проснулся на другое утро в 8 часов и стал готовиться к работе. Подали «Московские ведомости», «Московский листок». О катастрофе ничего не нашел. Значит, запретили! Собрался перед работой забежать в «Русские ведомости», взять на память грядущим поколениям гранки статьи, если успели набрать. Принесли наконец «Русские ведомости». Глазам не верю: ХОДЫНСКАЯ КАТАСТРОФА - крупное заглавие,- план катастрофы и подпись «В. Гиляровский». Домашние в ужасе смотрят на меня. Замерли и смотрят. А я, свежий, прекрасно выспавшийся, чувствую себя вполне нормально. Рассказываю о своем путешествии, прежде взяв слово, чтобы меня не ругали, так как - победителей не судят! А я чувствовал себя победителем!

Входят двое: русский, Редер, корреспондент австрийской газеты, а с ним японец, корреспондент токийской газеты. Меня интервьюируют. Японец с удивлением смотрит на меня, поражается, а Редер сообщает, что «Русские ведомости» арестованы и в редакции у газетчиков отбирают номера газеты.

Они уходят, я надеваю фрак и хочу идти. Звонок. Входят еще трое: мой знакомый, старый москвич Шютц, корреспондент какой-то венской газеты, другой, тоже знакомый, москвич, американец Смит, который мне представляет типичнейшего американского корреспондента газеты. Корреспондент ни слова по-русски, ему переводит Смит. Целый допрос. Каждое слово американец записывает.

На другой день Смит сказал, что американец послал телеграмму в 2 тысячи слов - всю мою статью, все, рассказанное мной.

Я бросился первым делом в редакцию. Там В. М. Соболевский и М. А. Саблин. Радостно меня встречают. Благодарят. На дворе шумят газетчики - получают газету для розницы, мне устраивают овацию.

Действительно,- говорит В. М. Соболевский,- газету, как только ее роздали для разноски подписчикам, явившаяся полиция хотела арестовать, но М. А. Саблин поехал к генерал-губернатору и узнал, что газету уже разрешили по приказанию свыше. Целый день допечатывали газету. Она была единственная с подробностями катастрофы.

В корреспондентском бюро меня тоже встретили овацией русские и иностранные корреспонденты. Интервьюировали, расспрашивали, осматривали, фотографировали. Художник Рубо зарисовал меня. Американцы и англичане ощупывали мои бицепсы и только тогда поверили, что все написанное - правда, что я мог вынести эту давку.